Королевская канарейка (СИ)

Они никуда не денутся, не умрут у меня на глазах, хрипя и выкашливая свою кровь, я буду иногда видеть их — живыми и здоровыми! Видеть, как они расцветают, может, детей их увижу… это всё очень приятно было думать, когда они меня провожали. Ничего грустного не думалось вообще, несмотря на затуманенность Риэля — может, потому, что ночью перед расставанием загоняли они меня невыразимо, и сквозь ленивую сытость объевшегося суккуба, которым я себя в последнее время чувствовала, пробивалась робкая радость, что насмерть не задрали, прости господи, и в суровое предзимье с той стороны портала я вывалилась счастливая и довольная.

* * *

автор пирожка Evgeniya Varvarina

139. Возвращение в Эрин Ласгален

Меня беспокоило, что пахну я золотой осенью, кузницей и другими хорошими вещами, что волосы за пару месяцев слегка отросли, что, возможно, свечусь изнутри вовсе не как измученная путешествием женщина — если я чувствую и понимаю это, то любой эльф прочувствует сразу, но думалось, что двенадцатитысячелетняя эльфийка как-то это предусмотрела. И правда: вывалившись из воронки, ощутила себя странно. Помнить всё помнила, и это радовало, мне бы не хотелось… забывать, но физически, похоже, вернулась к себе тогдашней. Осторожно принюхалась к рукаву: да, вроде бы ничего компрометирующего. Только сейчас подумалось, что нехорошо, возможно, поступила, да и близнецов к гибели это может привести — но уж что сделано, то сделано. Мне предложили, я согласилась и переигрывать не стала бы, даже если бы возможность была. Теперь надо просто иметь силу молчать и жить дальше.

— Что ты там себя нюхаешь? — Трандуил с вершины холма спросил обеспокоенно, с раздражением и насмешкой, и тут же умолк, подумав, похоже, что я могла запачкаться и он меня смущает.

С чувством вины гораздо большим, чем от себя ожидала, поспешно ответила, что всё хорошо и поднялась наверх. По дороге косилась на идущего рядом Морралхиора и на оставшегося у куста и целившегося в темноту Галадона — нет, ничего они не почувствовали.

А вот владыка — не знаю. Я как-то не стала его рассматривать; вдруг страшно обрадовалась, что произошедшее было недолгим и необязывающим приключением, и что не уволокли меня за тёмные леса. Не удержалась, обняла, уткнулась носом в… докуда достала:

— Я скучала, скучала, — в носу защипало, неожиданно совершенно расклеилась и завсхлипывала.

Вот вроде и в Эрин Ласгалене, но как далеко до него, а ещё дальше до моего ребёнка. Что со всем этим несчастьем делать, я не знала, а пореветь вдруг захотелось ужасно, и слёзы эти как будто растопили тоненький ледок, что всегда был между нами, и был настолько привычен, что не ощущался. Я до того и не понимала, насколько тоскую не только об Эрин Ласгалене да о синеглазом эльфийском принце.

Владыка вроде бы и был полон сочувствия, но под ним чувствовалась радость, вполне эгоистичная, которую он особо и не скрывал:

— Наконец-то… я так рад. Valie, это, кажется, чудодейственный куст… настолько, что у меня есть желание отправить тебя прогуляться вокруг него ещё раз… может, даже выкопать волшебное растение и переселить в свой сад, — напряглась, ловя в его баритоне, кроме насмешки, ещё и злобу понимания, но не уловила.

Он был тронут. Поняла, что, отчётливо предпочитая аранена, делала владыку несчастным, и что несчастье это он скрывал — и вдруг, нежданно для него, несчастье кончилось. Смущённо подумала, что обычно в такие моменты он тут же начинал дарить драгоценности, и с ещё большим смущением услышала:

— Мы скоро приедем, и все драгоценности, что могут родить горы и море, будут твоими, и я весь твой. Аmbela avataliti, так невыносимо тосковал по тебе, irima, желанная моя, — чувствовалось, что владыку, против обыкновения, развозит, да и сильно, и что держится он на последнем пределе.

Король полностью перешёл на квенья, понизив голос и прижимая к себе так, что чувствовалось — нетерпелив; сдерживался, но волна его желания сбивала с ног, и, представив, как это будет, задрожала, с трудом удерживая себя.

Отодвинулась; молча, потрясённо постояла, дыша и собираясь — он только криво улыбнулся в ответ.

Возвращаясь к реальности из этого водоворота (а ведь только краешком задело!), нахохлилась, чувствуя, что начинает бить озноб. Хотелось покоя и прилечь, хотя бы ненадолго — но окружающие были напряжены и ждали нападения или какой-то магической каверзы. Квакнуть, что ничего не случится, и это мне доподлинно известно, было несусветной глупостью. Надо было молчать.

Посмотрела на валяющегося у стены на плащах Глоренлина и спросила, нельзя ли и мне прикорнуть рядом, я ужасно устала?

— Нет, valie, в этом месте лучше не спать никому, кроме шаманов. Потерпи немного, любовь моя, — и пришлось терпеть, пока утренние сумерки не начали вытеснять ночную тьму.

Никакого завтрака тоже не было — видно, это осквернило бы святилище. Чудовища, мелькавшие под холмом, со светом утра рассеялись, и мы двинулись дальше, уже не выезжая на берег, прямо через пущу.