— И ты мне, принцесса, — он запустил пятерню в волосы, потряс их. — Если бы только это имело значение… Если бы все зависело от наших желаний… Жизнь такова, что сначала потакаешь им, а потом разбираешься с последствиями. И обратно уже не вернуться, не исправить. Так что чем раньше ты научишься думать, тем проще тебе будет в будущем, Марина.
Мы посидели еще немного в обнимку.
— Я уеду из дворца, — наконец-то решилась я выдохнуть эти слова. — Я не могу здесь, Мартин. Все, предел настал.
Он с веселым изумлением оглядел меня.
— Ты вообще слышала, что я тебе говорил?
— Не кричи на меня! — возмутилась я, хотя он даже голос не повысил.
— Мариш, — сказал он терпеливо, — ты создашь головную боль мне, своей семье, вашей службе безопасности. Посиди на месте спокойно, а? Пройдет время, решатся глобальные проблемы, можешь делать что угодно — побриться наголо, поселиться в Тидуссе, уйти в кругосветное плавание. Но сейчас это очень не ко времени.
— Мартин, — зашептала я горячо. — Мартин! Ты думаешь, я не понимаю этого? Мартин, я не могу, это сильнее меня. Мне кажется, я задохнусь здесь, сорвусь, понимаешь? Я сама себя боюсь. Пусть лучше будет охрана, пусть, но я здесь растворяюсь, я глупею, я снова возвращаюсь в состояние подростка, потому что меня отчитывают, я всем должна, меня контролируют. Всем все прощается, а на мне стоит клеймо поступков семи-шести летней давности, и стоит хоть чуть ступить в сторону — меня судят куда строже, чем остальных. Относятся, как к идиотке, от которой только и жди неприятностей — а я, черт побери, давно уже взрослая, я циничная тетка, успевшая познать мир больше, чем все мои сестры, вместе взятые! Я такое видела, что им и не снилось, я каждый день в таких историях, в таких трагедиях, что не дай боги познать никому! На работе я уважаемая медсестра, у меня целая жизнь, не связанная с троном. Я с ума сойду скоро от диссонанса — там я значу все, здесь — я просто неудачная сестра. Даже вторая по безумности после меня Пол ухитрилась выйти замуж на благо короны. Но я никогда не стану удачной, понимаешь? Как ты не понимаешь?!! Я была куда счастливее и целостнее до того, как нам вернули трон! Я много значила для семьи и старалась для них, и я была равна им. А сейчас опять вернулось снисходительное отношение. Я мешаю, Март! Я делаю недостойные вещи! Не дотягиваю до звания третьей принцессы! И видят боги, не хочу, не хочу и не могу!
Буйный мой монолог блакориец выслушал, не прерывая.
— Тебя не отпустят, Марин, — сказал он сочувственно.
— Сбегу, — буркнула я.
Он покачал головой. Взял меня за руку, провел пальцем по запястью — на нем затрепетала призрачная нить:
— Стоило бы все-таки усыпить тебя. Помни, в любой момент тебе нужно лишь позвать меня, Марин. И я приду.
— Спасибо. Ты просто какой-то невероятный, Март, — прошептала я и уткнулась губами в его шею. Мартин, Мартин, моя несостоявшаяся любовь. Чем мы прогневили богов, что они дали нам друг друга, но забыли отмерить страсти и того притяжения, которое ни с чем не спутаешь?
— Ты не замечаешь моей другой стороны, — сказал он добродушно и немного горько. — Я алкоголик, бабник и довольно резок на язык.
— А по-моему, ты просто слишком строг к себе, — возразила я яростно. — Не смей себя ругать, иначе побью!
Он ушел от меня, оставив после себя терпкое чувство сожаления и печали. И то ли его общая серьезность повлияла на меня, то ли усталость, но снова я остро ощутила, насколько же он старше меня. Настолько, что может быть терпелив к моим глупостям и не пытаться переломать меня.
Я вернулась в свои покои на следующий же день, и за ужином, стараясь держать голову прямо и не обращать внимания на холодность старших сестер и внимательный взгляд Мариана, рассказала о том, что пережила.
— Странно, — закончила я с невнятным смешком, — что я могу обжечься о сигарету, Ангелина постоянно обжигалась о печку, раз огонь нас не трогает.
— Возможно, — сухо сказала Ани, взглянула на свои запястья… и побледнела немного. — Возможно, сила просто не тратится на пустяки.
Я согласилась. Я рада была, что она хотя бы вступила со мной в диалог.
Рассказ пришлось несколько раз повторить поутру, в Зеленом крыле, лично Тандаджи. Я делилась именами и фамилиями, по его просьбе вспоминала детали, одежду заговорщиков, обрывки фраз, и говорила так долго, что у меня скулы заболели. Впрочем, тидусс нечем не выказал своего отношения — был вежлив, мягок («Крокодил, притворяющийся плюшевым», — съехидничал внутренний голос) и очень почтителен. Только настойчиво попросил быть осторожной впредь.
Я пообещала. Я вообще была удивительно покладиста в эти дни. Только периодически смотрела на телефон — и ждала звонка. Но Люк не звонил. Не писал.