Были и его разговоры с Далин и Венин — он объяснял, что Нерха, глава поселения, обещал Тротту заботиться о них, как о своих женщинах, и не давать в обиду, а опечаленные хозяйки послушно повторяли "Да, Охтор", хотя по их лицам было видно, как не хочется и как страшно уходить. И как они надеются, что Тротт вернется за ними.
Была ночь, в которой принцесса лежала в чужом доме, в чужом мире, глядя в потолок, слушая дыхание профессора и точно зная, что он тоже не спит. Ей несколько раз казалось, что он собирается что-то сказать — что разрушит стену молчания и отчуждения, и сама несколько раз хотела заговорить, пошутить, да даже задать самый простой вопрос… но не было сил, и обида никак не хотела уходить.
И утренние быстрые сборы были — и красные глаза Венин, когда она целовала руку Тротту и просительно заглядывала ему в лицо, и печаль Далин, и последний завтрак, и крепкие пальцы инляндца, когда он присел перед Алиной на корточки и проверил, как она намотала обмотки — а потом сам надел на нее ботинки.
— Спасибо, — проговорила она вежливо и отодвинулась. — Я уже сама умею это делать, лорд Тротт.
Выходили они через те же ворота, через которые заходили в поселение. Алинка посмотрела назад: жители вереницей двигались в другую сторону, к скалам и возвышающимся за ними горам, таща на головах и спинах тюки с вещами, связанных кур и гоня перед собой коз. Рядом с женщинами Тротта шли нагруженные мальчишки, Венин держала Далин за руку и вела ее вперед, тоже оглядываясь.
Они улыбнулись друг другу с печалью — принцесса одного мира и бывшая рабыня другого, и больше не оглядывались, потому что дальше у каждой из них был свой путь.
К воинам, которых Алина видела в доме главы поселения, прибавились еще несколько — как объяснил Тротт, они летели из дальних городков дар-тени и прибыли только к утру. Сопровождающие были основательными, суровыми и чуждыми. Часть из них распределилась вокруг отряда — двое шли далеко впереди, разведывая местность, двое по сторонам. Воины, шедшие рядом, Алинку не трогали, но разглядывали бесцеремонно, вполголоса перебрасываясь репликами, от которых принцесса ускоряла шаг, стараясь идти ближе к Тротту. Вот и сейчас до нее долетел короткий диалог.
— Думаешь, крылья мягкие? — тихо спросил у спутника один из воинов, тот самый, что вчера возмущался, мол, он тоже готов отдать за нее золото.
— И крылья мягкие, — мечтательно ответил другой, помоложе, — и девка сама, посмотри, какая. Гордая, белая, у нас и нет таких. Потрогать бы.
— Охтор тебя так потрогает, — с насмешкой неторопливо осадил мечтателя седоусый Верша, — что летать декаду не сможешь.
Лорд Тротт искоса посмотрел на Алинку, словно ожидая, что она бросится к нему с требованием усмирить болтунов, и она опустила глаза. Ей было неприятно и стыдно слушать это, но она не собиралась жаловаться. Если в этом мире принято обсуждать человека, как лошадь или собаку, то нет смысла возмущаться.
Верша, командир заставы, на которую они вышли перед поселением, был единственным, кроме Тротта, кого она с самого начала не боялась. Оценивающих взглядов он на нее не бросал, и в отряде занимал место так, чтобы прикрывать ей спину. От него пахло дубленой кожей и железом. Верша периодически переговаривался с профессором о делах охотничьих, о своих снах и жизни на Туре, и об идущей войне, Алинка вострила уши и ловила каждое слово. Она очень переживала за родных и пыталась вычленить знакомые названия или какие-то важные факты, но пока понимала только то, что воюет половина Туры и ситуация очень сложная.
Встревать в разговор со своими вопросами она не рисковала. Тротт сказал молчать, и она молчала. Послушно держалась ближе к нему, не отвлекалась на новые виды папоротников или птиц, не задавала ему вопросов и не жаловалась, хотя ремень сильно потяжелевшей и хлопающей по ноге сумки прижимал влажноватую от жары сорочку к коже, натирая плечо и грудь. Можно было надеть куртку, выделенную ей Далин, но тогда бы принцесса умерла от жары. Алинка кое-как сдвигала ремень, придерживала сумку рукой, но молчала.
Тротт сам заметил — остановил, без слов подвязал ремень узлом, сделав его короче, и сумка легла на бедро, как влитая.
— Нужно было сразу сказать, — буркнул он. Бойцы медленно двигались мимо, поглядывая на них. — Потерпи, сейчас уже не должно натирать, а вечером посмотрю, что там.
При сопровождающих профессор говорил по-лорташски, а в этом языке не было деления на "ты" и "вы".
— Хорошо, Охтор, — сказала она отстраненно. Имя было чужим, и Алине было неприятно его выговаривать.
— Устала? — спросил он после секундного молчания, внимательно разглядывая ее с некоторым недоумением в глазах.
— Нет, — ровно проговорила принцесса, хотя после отдыха тело снова болело, а идти по жаре и духоте было невыносимо тяжело. — Все в порядке.
Тротт сощурился, но едва заметно кивнул и пошел дальше. И она последовала за ним. Ну разве она могла признаться, что не в порядке после того, как услышала от него раздраженное "почему с вами все время приходится нянчится"?