В столице империи Тха-Ор он до этого был единственный раз, и с тех пор она не изменилась: все такая же рыхлая, похожая на расползшееся из кадки заплесневевшее тесто, пестрая и неряшливая. Лакшия спускалась в мелкое море – точнее, это море поглощало Лакшию, а она разрасталась с другой стороны, словно гриб-паразит на гниющем дереве. Из грязной воды под стальным светлеющим небом торчали черные остовы покинутых домов, и между ними на круглых лодчонках местные рыбаки ловили рыбу. Сюрреалистическое зрелище.
Далеко от моря, на холме, насыпанном руками рабов, находился блистательный золотой дворец императора, тха-нор-арха, соединенный с полумесяцем храма местного пантеона. Там день и ночь приносились человеческие жертвы, питая силой богов. Жизни рабов, жизни преступников, тех баронов, которые впали в немилость у императора… много кого, благо был выбор. Континент был перенаселен, и жизнь человеческая здесь ценилась ниже, чем жизнь охонга. В Лакшии, у подножия холма тха-нор-арха, плескалось целое человеческое море: были здесь и кварталы аристократов, и торговые, и самые многочисленные – бедноты, рождавшейся в грязи и умиравшей тут же.
Впрочем, грязь сопровождала каждого человека в столице.
Дома побогаче были построены на каменных сваях и искусственных холмах, которые спасали от частых наводнений. Простые жители тоже ставили дома на сваях, только деревянных, или вовсе строили свои жилища так, чтобы наводнение приподняло их, удерживаемых якорями, и опустило, отступив. Частые наводнения оставляли на улицах ил и наносы песка, да и вся Лакшия была грязна, многолюдна и жестока, и затеряться в ее бедных кварталах могло бы и стадо тха-охонгов, а не то что один дар-тени.
Охтор выбрал квартал поближе к солдатским казармам, расспросил людей: не знают ли, не ищет кто в харчевне вышибалу – и, помесив сапогами грязь на улицах, направился к домишке, на двери которого были намалеваны тарелка и меч. Значит, рады тут видеть и солдат, и наемников, для них и работают. А у кого лучше подслушать о будущей войне?
Хозяин, явно из бывших солдафонов, с ручищами-бочками и оплывшим свинячьим лицом, недобро посмотрел на входящего. Охтор бросил на стол мелкую монетку, осмотрелся. Помещение было широким, закопченным, с низким потолком, длинными столами и лавками, с кухней, из которой несло кислым пивом и рагу, очагом, обитым листами из брони охонгов, и проемом с брошенным на пол тонким матрасом, едва прикрытым стенкой. Такие были почти во всех подобных заведениях – не для отдыха, для пользования девок. Четыре женщины, бледные, вялые, не поднимающие глаз, сейчас протирали столы. Они же обносили посетителей, они же, скорее всего, предоставляли и другие услуги. У очага прямо на полу сидели трое гороподобных мужиков, рвали зубами мясо и запивали его пивом.
– Пива мне, – сказал Макс хозяину. – Я работу ищу. Слышал, тебе охранник нужен. Возьмешь меня?
Владелец харчевни смачно и хрипяще прочистил горло, поднялся из-за стола.
– Венин, налей ему пива.
Одна из женщин тихой тенью скользнула на кухню. Хозяин обошел гостя, прохрипел что-то уничижительное.
– Мелковат ты для охраны, странник. Зашибут.
– Проверь, – предложил Макс спокойно.
– Кешти! – окликнул хозяин одного из тройки сидящих у очага мужиков. – Разомнись-ка!
Тот, кого назвали Кешти, встал, ухмыльнулся и с удивительной скоростью для такой туши бросился вперед, двинул кулаком – Охтор отклонился вправо, поднырнул под руку, вывернул ее, придавая ускорения, и выбросил проверяльщика за дверь, с грохотом распахнувшуюся от удара.
– Повезло, – буркнул второй, оглянувшись и снова уставившись на огонь.
– Проверь, – повторил Тротт нелюбезно. В дверь вплывал грязный противник – тряс рукой и ругался.
– Ишь, ящер, – недобро прищурился хозяин. – Кешти, втроем?
– А то! – прогундосил гороподобный, приближаясь. Встали и двое у очага. Макс повертел головой и едва не пропустил удар в бок. Тут уже противников он не берег: они действовали слаженно – видимо, давно наемничали вместе, – но в ограниченном пространстве мешали друг другу. Хрустели кости, летели зубы, а он уклонялся от ударов и захватов, сам бил точно, в нужные точки. Уронил одного, вырубил ударом под дых второго и все-таки получил по лицу. В голове зазвенело, потекла юшка, и он, не глядя, вскочил за спину Кешти, запрыгнул на него, зажал горло, поворачивая голову в сторону. Противник хрипел, рычал, шатался по харчевне, пытаясь ударить выскочку о стену, – как вдруг их окатило ледяной водой, и они зафыркали, яростно глядя в сторону хозяина.
– Хватит! – рявкнул тот довольно. – Кешти, хорош?
– Да он, ящер, чуть к праотцам меня не отправил, – просипел гороподобный, разминая горло. Макс, задрав голову, правил себе нос – больно было до жути.
– Дай сюда, – проворчал хозяин, взялся за распухший нос пальцами-сардельками, повернул в сторону. Охтор взвыл. Кровь хлестала, как из резаной свиньи.
Тихая женщина-тень поставила на стол пиво.
– Венин, – рявкнул хозяин, – попользуй его. Чтоб к вечеру был как новенький.
– Берешь, что ли? – прогундосил Тротт.