Райнхарт обернулся.
Откуда здесь взялась коряга?!
Я споткнулась об эту мысль в точности так же, как о корягу. Вот так, с гордо расправленными плечами и вскинутой головой.
Я могла упасть куда угодно. На землю. На траву. На цветочки, только что вылупившиеся под теплым весенним солнышком. Но упала на Райнхарта. То есть в Райнхарта.
То есть прямо в его руки.
Это приземление, или, если быть точной, влетание в объятия Райнхарта на миг выбивает из меня все мысли. Потому что сначала меня ударяет запахом какого-то нового одеколона, наверняка безумно дорогого, но сквозь него все равно пробивает ореховый аромат фарха, который он недавно пил. Такой же знакомый, как эти прикосновения, от которых по телу сначала разливается жар и невероятное солнечное тепло, а потом внутри все скручивается в тугой узел.
Я и сама скручиваюсь, вывинчиваюсь из этих объятий и отскакиваю раньше, чем меня добьет его взглядом – глаза в глаза. От этого взгляда спрятаться не получается, но гораздо проще его выдержать, когда не чувствуешь его ладони сквозь ткань.
– Итак? – холодно интересуюсь я, снова расправляя плечи и складывая руки на груди.
– Итак, ты согласилась со мной поговорить, это уже хорошо.
– Я согласилась поговорить исключительно потому, что хочу расставить все точки надо всем, над чем их принято ставить. И поставить последнюю.
У меня какой-то совершенно новый голос, я таким раньше не разговаривала. Он по-прежнему мой, но глубокий и сильный, а еще очень решительный. За эту решительность я сейчас и цепляюсь, потому что мне стоит неимоверных усилий не отмечать темных кругов у него под глазами – несмотря на весь внешний лоск и явно какую-то магию. Потому что в отличие от Зигвальда, на нем нет ни царапины.
– Я не думаю, что тебе стоит решать сгоряча.
– А я не думаю, что тебе стоит решать за меня.
Мы стоим друг напротив друга, я по-прежнему испытываю желание отступить еще дальше, но уже не такое сильное. Может быть, если находиться рядом с ним достаточно долго, я привыкну, и меня больше не будет ничего волновать?
Ничего.
Никто.
Меня не будет волновать он.
– Я за тебя не решаю, – неожиданно произносит Райнхарт. – Просто хочу сказать, что сам наделал безумно много ошибок на горячую голову, и не менее безумно по тебе соскучился.
Соскучился.
Он по мне соскучился?!
Этими словами меня ударяет чуть ли не сильнее, чем падением в его объятия, потому что они кажутся такими искренними, и в них так хочется верить… как там он сказал? До безумия.
– И давно ты это понял? – интересуюсь язвительно. – До или после того, как узнал, что я принцесса?
Ноздри Райнхарта раздуваются.
– Твое происхождение не имеет к этому совершенно никакого отношения.
– Неужели? Это говоришь ты, кто только и делал, что постоянно указывал на мое происхождение? – вспоминать об этом не то что бы горько, гораздо более горько слышать ту ложь, которую он говорит сейчас. – Кто постоянно намекал на то, что цветочнице из Гриза в лучшем случае светит место твоей арэнэ? Ах, да, потом ты еще говорил что-то про титул и про то, что арэнэ может быть благородного происхождения. Даже должна. Так более почетно.
Моя мать была арэнэ его величества.
Почему-то на мысли об этом начинает кружиться голова.
– Я понимаю, что ты мне не веришь, Алисия…
– Ты прав. Не верю. И никогда не поверю, поэтому нам лучше закончить все здесь и сейчас. Я расскажу правду о том, что произошло с твоей магией – сейчас, когда в твоей крови королевская, твоему положению это больше ни коим образом не угрожает. Расскажу о том, что ты приблизил меня к себе ради того, чтобы защитить. Таким образом, твоя репутация тоже не пострадает. На этом наша история закончится, Райнхарт. До того дня, когда ты найдешь способ совершить обратный обмен. Потом она закончится окончательно.
Мой учитель словесности явно подчеркнул бы последнюю фразу и снизил оценку, но я не знала, как еще выразиться. Достаточно сложно подбирать слова, когда каждое причиняет такую боль, которая не идет ни в какое сравнение с действием яда тротуса.
Мне просто хотелось, чтобы все закончилось.
Чтобы он ушел.
Чтобы скрыть чувства, я повернулась ко львам. Львица с умным видом вылизывала лапу, Эдер смотрел на нее.
– И что будет дальше? Твоим женихом станет Зигвальд?! – В его голосе я явственно уловила рычание.
Да, и в этом весь Райнхарт!
– А вот это тебя совершенно не касается. Ты хотел поговорить, я сказала тебе все, что думаю. Твое дело, принимать положение вещей таким, какое оно есть, или продолжать искать со мной встреч. Но предупреждаю сразу: если не хочешь прослыть при дворе эрцгерцогом, которому постоянно отказывают в аудиенции, лучше этого не делать.
Его глаза потемнели, он шагнул ко мне. Я отпрянула.
Так резко, что чудом не влетела в ту же корягу, но мне повезло. Под ногой хрустнула ветка, я вспомнила и остановилась.
Райнхарт тоже остановился.
– Это действительно то, чего ты хочешь, Алисия? Чтобы я ушел? Чтобы оставил тебя в покое?
Нет.
– Да.
Думаю, если я в последний раз солгу, ничего страшного не случится. По крайней мере, страшнее того, что уже случалось.