Королевская шутиха

Я отправилась искать Елизавету. Прежде я подумала, не поговорить ли с Кэт Эшли. Но я знала: она меня презирает за стремление «быть хорошей для всех». Интуиция мне подсказывала, что с Кэт лучше не связываться.

Не зная, где искать принцессу, я вдруг услышала звуки охотничьих рожков. Придворные возвращались с охоты. Я поспешила в конюшни. Буквально сразу же туда ворвались разгоряченные охотой гончие псы, а затем и не менее возбужденные всадники. Елизавета ехала на статном черном коне, подаренном ей королем. Ее шляпа сбилась набок, а лицо сияло от радости. Придворные спешивались и наперебой звали своих конюхов. Я подбежала к принцессе, схватила поводья ее коня и, пользуясь общим гулом, спросила:

— Ваше высочество, вам что-нибудь известно о Джоне Ди?

Елизавета повернулась ко мне спиной и потрепала коня по лоснящемуся боку.

— Умница, Лучик, — громко сказала она, разговаривая с конем. — Ты меня порадовал. — Затем, перейдя почти на шепот, она продолжила, уже для меня: — Его схватили за предсказания и расчеты.

— Что? — в ужасе спросила я.

Принцесса поразила меня полнейшим спокойствием.

— Говорят, он пытался составить гороскоп королевы и вызывал духов для предсказания будущего.

— А он может назвать имена других, которые ему помогали в этом?

— Когда человека обвиняют в ереси, и он знает, чем это пахнет, он нередко начинает чирикать, как дрозд, — сказала она, поворачиваясь ко мне с беззаботной улыбкой, будто арест Ди не ставил под удар ни ее, ни меня. — Его вздернут на дыбу. Этой боли не выдерживает никто. Так что его заставят говорить.

— Его обвиняют в ереси?

— Так мне сказали.

Принцесса перебросила поводья конюху и направилась во дворец.

— Его сожгут? — спросила я.

— Несомненно.

— Ваше высочество, что нам делать?

Елизавета крепко обхватила меня за плечи, будто без ее поддержки я бы рухнула на землю. Ее рука совсем не дрожала.

— А мы будем ждать. И надеяться пережить это и остаться в живых. Все как всегда, Ханна. Ждать и надеяться выжить.

— Вы-то выживете, — с нескрываемой горечью сказала я.

Елизавета повернулась ко мне. На ее губах была веселая улыбка, но глаза пылали, как два уголька.

— Да, Ханна. До сих пор мне это удавалось.

В середине июня беременная королева решилась нарушить традицию и выйти из родильной комнаты на свет и воздух. Врачи сами не знали, поможет ли ей это или повредит, и лишь надеялись, что прогулки на свежем воздухе пробудят в ней аппетит. Мария почти ничего не ела, и они опасались за ее состояние, не говоря уже о состоянии младенца. И королева начала гулять. Она гуляла по утренней прохладе и по вечерам, когда спадала жара. Местом прогулок служил ее личный сад. Мария медленно ходила по дорожкам, сопровождаемая лишь ближайшими фрейлинами. И куда только девалась ее красота, ее очарование женщины, безумно влюбленной в Филиппа Испанского? Куда исчезло ее лучащееся радостью лицо? Мария возвращалась в свое прежнее состояние неуверенной, преждевременно состарившейся женщины, какой я ее увидела два года назад. Ее лицо бледнело, глаза тускнели, и вместе с телесной привлекательностью от нее уходила уверенность в любви и счастье. Она возвращалась к состоянию, с которым сжилась за годы детства и юности, — к одиночеству, пронизанному страхом и неопределенностью. Сейчас она была похожа на больного человека, движущегося не к выздоровлению, а к смерти.

— Доброе утро, ваше величество, — сказала я, опустившись на одно колено.

Мария отрешенно смотрела на быстрое течение Темзы, бегущей мимо речного причала. Вблизи берега шумно плескался выводок утят. Их мамаша зорко следила за своими чадами и явно любовалась забавным кувырканием пушистых комочков. Даже утки на Темзе обзавелись потомством, а красивая колыбель с вдохновенными стихами, готовая принять надежду Англии, по-прежнему стояла пустой.

— А, это ты, Ханна, — сказала королева, поворачиваясь ко мне.

Ее взгляд по-прежнему был таким же отрешенным. Сомневаюсь, что она видела меня.

— Как вы себя чувствуете? — учтиво спросила я, хотя и так знала ответ.

Королева попыталась улыбнуться, но ее губы скорбно искривились.

— Плохо я себя чувствую, Ханна, — призналась она.

— У вас боли?

Она покачала головой.

— Я была бы им рада. Я бы благословляла схватки. Нет, Ханна. Я ничего не ощущаю: ни в теле, ни в сердце.

Я подошла ближе и, чтобы хоть как-то ее утешить, сказала:

— Быть может, это просто мрачные мысли накануне родов. Я слышала, у женщин в такие моменты появляются странные желания. Им вдруг хочется свежих фруктов или даже печной золы.

— Сомневаюсь, — тихо сказала она, протягивая ко мне руки. Сейчас королева сама была похожа на больного ребенка. — Где же твой дар, Ханна? Неужели ты не можешь увидеть и сказать мне правду?

Я без особого желания взяла ее руки. От них исходили отчаяние и холод, будто сейчас был не июнь, а октябрь, и королева окунула ладони в студеную воду реки. Мария увидела ужас на моем лице и сразу все поняла.

— Он ушел, да? — прошептала она. — Я его уже потеряла?

— Ваше величество, откуда мне знать? — пробормотала я. — Я же не врач, чтобы рассуждать о подобных вещах. Тут нужны знания и опыт…