– Но меня бы не удивило, если бы у него всё-таки была такая проблема. Это часто случается как раз у людей типа Тарзана. Вот именно у них.
– Да прекрати. Не было у него таких проблем.
– Почём тебе знать?
– Вот как раз это я знаю. Ты сама увидишь.
– И откуда тебе вообще известно, что Мария не беременна?
– Оттуда, что в церковных книгах того времени нет записи насчёт родов Марии Магнин.
– Ты что, смотрел эти книги?
– Разумеется.
– Может, она потеряла ребёнка в ходе беременности, или он родился мёртвым. Такое часто случалось в те времена.
– Может быть. Но я бы предложил впредь не углубляться в урологические и гинекологические спекуляции.
– Конечно, ты у нас такой застенчивый и ранимый.
– Да просто мало фактического материала.
– Ты находишь неаппетитными эти истории, которые ниже пояса.
– И к тому же бестактными. Так или иначе, в тот весенний день Мария и Якоб лежали на шерстяном одеяле на солнце, когда снизу из долины до них донеслись мужские голоса и топот копыт. То были гости, которых они ждали с начала таяния снегов. Якоб взял из хижины их уложенные заплечные мешки и ружьё, и они ушли выше в горы к своему тайному укрытию.
Далеко внизу под ними на их альпийскую поляну вышли из полутьмы елового леса два солдата в красно-белой пехотной униформе, ведя за собой четырёх лошадей. С одной стороны, это был хороший знак, ведь это означало, что солдаты не намеревались пристрелить Якоба на месте и не собирались вести его вниз в долину как арестанта в кандалах. С другой стороны, это означало также, что у них однозначно есть приказ забрать его вместе с Марией, и они не уйдут отсюда, не выполнив этот приказ.
– Эй, Якоб! – крикнул один солдат. – Спускайся! Весна пришла, тебя ждут в долине!
Горы ответили ему тишиной. Отроги отразили слабое эхо его крика.
– Якоб! – крикнул солдат ещё раз. – Не придуривайся, спускайся! Посмотри сюда, мы привели двух коней для вас! И свежую одежду! Спорим, вы здесь провоняли за зиму что те лесные хорьки!
– Скажи крестьянину, пусть оставит нас в покое!
– Да он и так оставил вас в покое!
– Да ну?
– Он говорит, что ты тут хоть плесенью покройся, ему всё равно!
– А Мария?
– Она тоже может спокойно плесневеть! Но может и пойти домой, если хочет, крестьянин её не убьёт!
– Кто это сказал?
– Сам крестьянин!
– Зачем тогда вы пришли?
– По приказу капитана!
– Какого ещё капитана?
– Ну, нашего капитана, дубина ты этакая! Бенджамена Фон дер Вайда, командира третьей роты Лесного полка!
– Да мне насрать ему в шапку! Я с почестями уволен со службы!
– Капитану тоже насрать тебе в шапку! Но у него есть приказ доставить тебя вниз!
– От кого?
– От короля!
– Какого короля?
– Короля Франции, кретин ты этакий! Людовик XVI желает, чтобы ты немедленно прибыл!
– Король? Чтоб я прибыл? С чего бы это?
– Подчиняйся, чёрт возьми, приказу!
– А Мария?
– Она королю без надобности. Может здесь хоть заплесневеть, как уже сказано.
– А если мы не спустимся?
– Тогда мы тебя достанем! У капитана есть сотня горных стрелков, уж они-то тебя изловят.
– Это мы ещё посмотрим.
– Когда-то и ты заснёшь. А рота из горной сотни не спит никогда. Так что не придуривайся, Якоб! И не пытайся сбежать! Нет на земле такого места, где бы тебя не смог найти король Франции!
После этого они перестали перекрикиваться, и между горными вершинами опять воцарилась тишина. Мария и Якоб не спустились вниз, а удобно устроились в своём укрытии между двумя медвежьими шкурами. Солдаты сели на скамью возле пастушьей хижины, откупорили бутылку грушевого шнапса и постепенно выпили её до дна. Снежные поля на отрогах гор сперва пожелтели и порозовели, потом стали лиловыми и голубыми. Когда наступила ночь, солдаты были уже приятно согреты грушевым шнапсом, и их одолела сонливость. Они вошли в хижину и уснули на соломенном тюфяке Якоба.
Наутро из камина поднимался дым. Солдаты вышли наружу и снова принялись звать Якоба, но тот не показался. За весь день так ничего и не сдвинулось. Серны уже выглядывали из-за скал, всё ли спокойно. И снова горные отроги окрасились лиловым и голубым, и солдаты снова напились допьяна и улеглись в хижине спать.
Так прошло три дня. Когда солдаты проснулись наутро четвёртого дня, перед хижиной стояли только два коня, а следы копыт остальных двух уводили вниз и терялись в долине, покрывшейся нежной зеленью. Я так и представляю себе, как Мария и Якоб садятся верхом на коней, словно двое королевских детей из заснеженных гор, и едут в проснувшуюся весну, счастливые и бесстрашные, навстречу грядущему несчастью, навстречу неотвратимой новой разлуке после полугода самой сокровенной близости.