Королевские милости

– Ты хочешь видеть мир вполне определенным и разочарован, что он совсем другой. Но ты сам часть этого мира и боишься, что твоя смертная плоть не сможет соответствовать твоим мечтам о себе. И тогда ты придумал для себя новый облик, который, как тебе кажется, упрощает тебе жизнь, облик жестокого, жаждущего крови, смерти и мести человека, чья гордость оскорблена, а честь запятнана. Ты стер самого себя, заменив настоящего человека словами из старых и мертвых книг.

Мата снова ее поцеловал.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ты вовсе не плохой. Тебе не нужно бояться. В тебе есть и страсть, и сострадание, но ты запер свои чувства, считая их признаком слабости, делавшим тебя похожим на других, недостойных людей. Зачем ты так поступаешь? А что, если ты не оставишь следа в истории? Что, если все твои труды исчезнут после смерти?

Раньше я не знала, правильно ли тебя любить, когда весь мир так тебя боится, но тысячи голосов твердили мне, что это правильно. Мадо был прав: среди всего, что имеет значение, только вера сердца является мерой всего. Однако наши смертные сердца слишком малы и вмещают в себя совсем немного. Какую радость я могу испытать, если услышу, что тысячи людей прославились, в то время как мое сердце скорбит из-за смерти брата? Какое имеет значение, если десять тысяч человек считают тираном того, к кому я неравнодушна, если я вижу иначе? Наша жизнь слишком коротка, чтобы беспокоиться о чьих-либо суждениях, не говоря уже об истории.

Тебе кажется, что мое вышивание пустое занятие, однако все деяния людей пусты перед лицом времени. Нам обоим не следует бояться.

Она поцеловала его в ответ и притянула к себе, и Мата вдруг обнаружил, что перестал бояться.

Мужской голос, жесткий, как обсидиан, и резкий, точно удар меча по щиту:

– Брат мой, это было умно – повторить трюк Киндо Мараны, но у тебя получилось ничуть не лучше. Шип крубена больше не выпьет крови Цзинду.

В ответ прозвучал другой мужской голос, полный ярости шторма:

– На смертных, как всегда, нельзя положиться.

Женский голос, скрежещущий, резкий, искаженный, подобный воздуху, мерцающему над раскаленной лавой:

– Прекрати говорить чушь, Киджи. Тебе следовало объединиться со мной и Фитовео против настоящего врага. Неужели ты действительно хочешь, чтобы победил этот обманщик, вор из Безупречного города?

Пусть падут оба их дома.

Джин Мазоти смотрела на широкую Лиру, и ее раздражение росло с каждым днем.

Она понимала, что строительство военного флота займет слишком много времени, в то время как ей требовалось найти способ быстро пересечь реку.

По Лиру разнесся слух, что маршал щедро одарит владельцев кораблей из Кокру, если они восстанут против гегемона и переплывут на северный берег реки. Несколько отважных купцов решили рискнуть, но их торговые суда не были готовы к атаке воздушных кораблей. Горящие обломки, мертвые тела, товары, которые находились в трюмах, теперь плавали на поверхности реки – наглядное предупреждение тем, кто осмелится предать гегемона.

Мазоти оставила главную часть своих сил у Димуши, напротив армии Кокру, находившейся по другую сторону широкого устья Лиру, а сама отправилась вверх по течению реки, в Койеку, маленький городок, жители которого славились своими гончарными изделиями: горшками, вазами и прочей домашней утварью. Это была посуда самой разной формы и объема: в одной можно было сварить акулу, в другой – заварить чай.

Мазоти надела парик и нарядилась, чтобы походить на богатую леди из Пэна, прибывшую в городок ради развлечения: посмотреть достопримечательности и выбрать подходящую обстановку для нового дома, который заменит старый, сожженный гегемоном Цзинду, когда тот захватил город. Она бродила по рынкам и с удовольствием рассматривала глиняную посуду, а Дафиро, переодетый слугой, с недоумением наблюдал за ее действиями: прежде маршал Мазоти не выказывала интереса к домашней утвари.

В Койеку стали прибывать торговые караваны, и купцы с удовольствием покупали большие горшки, кувшины и амфоры. В мастерских работа прямо-таки кипела из-за столь резкого увеличения спроса. Город всегда рассчитывал на речную торговлю, но теперь, когда Кокру закрыл границы и запретил торговым судам плавать по реке, количество покупателей резко сократилось, а потому караваны с севера встречали с радостью.

Но вот в одну из безлунных ночей купцы из разных караванов, их слуги и охранники, возчики и посыльные собрались на побережье Лиру возле Койеки и, распаковав купленную кухонную утварь, принялись доставать из повозок… воинскую амуницию.

Надела доспехи и маршал Мазоти. На лице у нее сияла улыбка – ее план удался.

– Господа, я всегда говорила, что следует использовать любой шанс, который предоставляет судьба. Сегодня мы это сделали снова. Ми и Солофи думают, что теперь в безопасности, потому что уничтожили все корабли после своего отчаянного бегства через Лиру, но нам они не нужны. Пусть остаются в неведении и думают, что смогут помешать нам построить плоты: мы купили плоты у них под самым носом.