Королевские шахматы (СИ)

-- Я смотрю американские боевики, в которых русские все пьют водку и постоянно говорят один тост: "На здоровье!" Русские туристы, которые заходят ко мне тоже часто говорят как вы: "За здоровье!" Поэтому я понял, что вы пьёте за моё здоровье. За это вам отдельное "спасибо".

-- А ты скользкий. - в его голосе сквозило уважение.

Я молчал. Он молчал. Потом выдавил из себя:

-- Давайте поговорим. Но я много не знаю.

-- Давайте завтра. Не здесь. Как вам такой расклад?

Он кивнул.

-- Во сколько вы встаёте?

-- В пять утра. - он был удивлён.

-- А потом? Потом у меня пробежка.

-- Маршрут один?

-- В основном, да. Но я часто меняю. - он замялся. - Привычка. Профессиональная деформация личности. Считаю, что на привычном маршруте проще устроить засаду. Много зелёных насаждений. "Зелёнка". А я очень не люблю их с Кавказа. - он поёжился от воспоминаний.

-- Понимаю. - я кивнул. - Как насчёт того, что вы завтра выйдете на пробежку, но измените маршрут?

-- Так рано встречаться? - удивился он.

-- А что вас смущает? Город ещё только просыпается. Где вы обычно бегаете?

-- Парк Волюве (Parc de Woluwe).

-- Знаю. Хорошее место. - кивнул. - Вы забегаете со стороны бульвара Суверен?

-- Да. - голос удивлённый.- Ведь чувствовал, что за мной наблюдают. Чувствовал как волк, но не мог понять! Всё-таки интуиция на войне научила многому.

-- В пять десять я буду на машине возле входа в парк, сядете на заднее сиденье.

-- Вы меня похитите? - голос напряжён.

-- Зачем? - искренне удивился.- Если мы будем спасть страну, а то, может, и не одну, зачем вас похищать. Я желаю вам самого лучшего здоровья и многие лета плодотворной жизни! А сейчас рассчитайтесь и ступайте спать. Вам утром на службу.

Он был ошарашен. Достал банковскую карту, я снял с неё деньги. Тамм из кармана достал несколько купюр, бросил на стойку:

-- На чай! - громко сказал он, так чтобы слышали все в зале.

Голос пьяный, немного развязанные манеры. Хорошо играет. В меру.

-- Благодарю, мсье. Очень щедро с вашей стороны. - я улыбался как бармен, получивший хорошие деньги.

В течении часа посетители очистили зал. На часах полночь. Я отсчитал половину неплохих чаевых, зашёл на кухню, смена уже сворачивалась. Шеф-повар, назовём его так, хотя до "шефа" ему было далеко, Михаэль, вопросительно смотрел на меня.

Я поблагодарил всех. Отдал ему долю чаевых. Все видели, что сумма приличная, гораздо больше чем обычно, зааплодировали.

Сел в машину, домой. Спать.

Я ещё не подготовил сообщение в Центр о поездке во Францию. Завтра. И про одно и про другое мероприятие. Если он притащит контрразведку. Чужая душа - потёмки. Хотя, я наблюдал за ним, анализировал, не должен... Спать!

Подсознание анализировало прошедший день, прошедший разговор. Попутно вспоминалось, кто и как из посетителей вёл себя. Может, кто обращал внимание на нас. Прислушивался. Не заметил. Спать.

Сквозь обрывки сна снился мне мой дед. Старинного дворянского рода. Лазарев.

Давным-давно при царе-батюшке было Жандармское управление. И было там восьмое охранное отделение. На всю Российскую Империю тридцать два офицера. Тридцать два оперативных сотрудника. Не много. Но работали эффективно. Они внедряли своих агентов во все политические партии, движения, кружки, во все слои общества свою агентуру. Контролировали, а порой и управляли процессами.

Азеф Евно, оперативный псевдоним как агента "охранки" "Инженер Раскин". Сдал массу боевиков эсеров.

Среди всех партий были источники информации. Но любая разведка или контрразведка работает в интересах или по заказу высшего политического руководства страны. И хоть контрразведчики докладывали, сигнализировали, что ситуация в Российской Империи выходит из-под контроля, чревата взрывом, революцией, но царь, правительство всё игнорировало. И случилась Февральская революция.

В тот же день все архивы восьмого отделения Жандармского управления сгорели. Сгорело всё. Дотла. И личные дела на офицеров тоже пропали бесследно.

Никто не был пойман, задержан. Растворились в воздухе. Только один был задержан. В Киеве. Мой дед.

Его жена была беременна. Тяжелая беременность, тяжёлые роды. И сыпной тиф... В сыпном бараке умерла и жена и трёхмесячный сын.

Деда опознал его бывший агент из эсеров. Деду повезло, он только оклемался от тифа. Был ещё сильно ослаблен. Бросили в киевскую тюрьму, в одиночную камеру. Сам Петлюра хотел его лично допрашивать. Надо же! Целого жандармского офицера поймали! И непростого, а из "охранки"! Важная птица!

Об этом напечатали местные газеты. Даже Советская власть тут же обратилась через посредников к Петлюре с предложением обменять или выкупить деда.

Двое суток провёл в камере дед. А потом исчез. Из закрытой камеры. Из охраняемой тюрьмы. Больной, ослабленный. Испарился, растворился.