Читаем Королевский двор Франции в эпоху Возрождения полностью

Слово favorite, пришедшее из Италии или Испании и вошедшее во французский лексикон примерно в 1500-е гг., поспособствовало эволюции французского faveur, известного с XII столетия, образовав, прежде всего слова favori и favorite[252]. По мнению французского историка Никола Ле Ру, вплоть до середины столетия faveur использовали не только в отрицательном смысле. Так, сравнивая значения этого слова и его новых производных, представленных во «Франко-латинском словаре» Робера Этьена издания 1584 г., Н. Ле Ру замечает, что два самых употребимых и близких друг другу из них были напрямую связаны со словом двор: фавор при дворе правосудия и фавор при дворе государя. Так как главным субъектом принятия решений при обоих названных дворах в конечном счете был король, то фавор воспринимался как «кристаллизация суверенной формы королевского авторитета»[253].

Ситуация начала резко меняться во время Гражданских войн второй половины XVI столетия, когда слово faveur начало активно использоваться в политическом лексиконе и ассоциироваться с материальными благами, получаемыми за разного рода услуги (зачастую сомнительного свойства) от их держателя — влиятельного лица, не обязательно монарха. Вместе с тем упомянутое издание Р. Этьена впервые зафиксировало выражение «le favorit du Roy», отражая реалии времени, характерные формы отношений коронованной особы и избранных лиц, лично и особым образом зависящих от государя[254]. Возможно, это случилось под влиянием антикуриальных произведений испанца Антонио де Гевары, переведенных на французский язык, и в частности его книги «Фаворит двора» (1556) (Le favory de Court)[255]. Королевский фаворит в ренессансной Франции зачастую также отождествлялся с миньоном.

В свою очередь, слово mignon, известное с XII столетия, первоначально применялось в отношении верного слуги какого-либо феодала. Филипп Контамин убедительно доказал, что в XV в. оно уже принадлежало к придворной лексике и означало лиц, имевших особо доверительные отношения с монархом, пользовавшихся его расположением. Этим лицам доверялись миссии особой важности[256]. В правление Франциска I, в первой половине следующего столетия, mignon появляется для обозначения круга молодых придворных, сопровождавших короля, «jeunes gentilzhommes de ses mygnons et privez»[257]. Наконец, уже в эпоху Генриха III, в разгар Религиозных войн mignon начинает принимать откровенно отрицательное значение, прочно связывась с favori и courtisan. Во всяком случае, Т.-А. д'Обинье в своих «Трагических поэмах», высмеивая порочное окружение короля, употребляет все три слова как синонимы[258]. Арлетт Жуана и Никола Ле Ру проанализировали причины складывания круга фаворитов-миньонов Генриха III и возможности их влияния на принятие государственных решений, равно как подробно исследовали процесс их общественного неприятия и даже ненависти, как один из ключевых факторов крушения двора Валуа в конце XVI столетия[259].

Таким образом, для обозначения благородных лиц, пребывающих при дворе, в XV–XVI вв. использовались как средневековые по происхождению, так и ренессансные термины, обладающие, в свою очередь, как юридической, так и социально-политической и культурно-идеологической основой. Многообразие статусов дворянства, связанное с древностью рода, личными заслугами, должностным положением, титулами и благосостоянием, претензиями на особое место в куриальной системе, не могло не отражаться на общих процессах социогенеза при дворе и вынуждало последних Валуа регулярно реформировать свое окружение. Именно в XVI столетии короли попытались выстроить новую иерархию и систему управления двором, учитывающую все его социальное многообразие.

<p>1.7. Сеньориальные дворы Франции XV в.</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное