Королевский двор Франции в эпоху Возрождения

Объективным препятствием политике создания централизованного французского двора и государства являлись крупные феодалы, способные оспаривать королевский авторитет. Особенностями французской придворно-политической жизни XIV–XV вв. было существование нескольких самостоятельных сеньориальных дворов, держатели которых также обладали королевскими коронами и суверенными правами на территориях вне Франции. Помимо собственно двора королей династии Валуа, существовал также двор в Наварре, где до 1441 г. правила ветвь Капетингов, имевшая обширные владения в самой Франции, а потом ее преемники по женской линии — южнофранцузские сеньоры д'Альбре, графы Перигора и виконты Лиможские, с резиденциями в По (Наварра) и Нераке (Франция)[260]. Затем — двор королей Неаполя из рода Валуа, осевший в замках Анжу после изгнания из Италии в 1442 г., а позже переехавший в Прованс[261]. Помимо этого, дворы герцогов Орлеанских, Бургундских, Бурбонских, Бретонских, Алансонских, графов Арманьяков, и др., располагавшиеся в резиденциях-замках этих принцев; последние, как правило, являлись принцами крови и родственниками короля; по этой причине изначально их дворы организационно во многом имитировали французский двор, являясь одновременно центрами политического сепаратизма[262].

Так, например, в РНБ находится редкий документ, подписанный Марией де Ла Марк (Клевской), вдовствующей герцогиней Орлеанской и матерью будущего Людовика XII, 9 июля 1465 г. в замке Блуа. Он предписывает хранителю печати и управляющему финансами Орлеанского дома Пьеру де Рефюжу (garde de nos sceaux, maistre Pierre du Reguge, gouverneur de mos finances) выплатить жалование служащим герцогини и ее малолетнего сына. В списке значатся должности, идентичные должностям дома короля: генеральный наместник (графств Блуа и Валуа), шталмейстер, гофмейстер, хлебодар. Подобно правилам при королевском дворе, в документе оговаривается, что жалование будет рассчитано за вычетом дней, когда означенные сеньоры-должностные лица отсутствовали на службе по каким-либо причинам[263]. На сегодняшний день, впрочем, почти нет обобщающих работ о региональных феодальных дворах, их структуре, организационных и социально-политических трансформациях. Однако с уверенностью можно говорить, что в середине XV в. все эти дворы считали своим эталоном отнюдь не скромный двор королей Франции, а блестящий, многочисленный, хорошо организованный и церемониальный двор герцогов Бургундии[264].

Бургундскому двору, бесспорно, отводится особое место во французском феодальном мире, поскольку в XV столетии этот двор затмил во всех смыслах двор французский и даже стал главным двором Европы[265]. Его институциональная модель, подробно описанная в сочинениях Оливье де Ла Марша, являлась образцом для подражания уже для современных ему дворов и государей[266]. По этой причине, в отличие от иных дворов Франции, этому двору посвящена обширная историография, связанная с трудами ряда действующих научных школ, прежде всего последователями и коллегами немецкого медиевиста Вернера Паравичини[267]. Конечно, остались подробные описания бургундского двора и его церемониала, значительное количество документального материала, которое по объему явно превосходит все, что мы имеем относительно двора Франции XV века, но феномен существования бургундского двора по-прежнему ставит много вопросов перед историками[268]. Пожалуй, одним из главных является вопрос влияния французского двора Капетингов и ранних Валуа на его становление и развитие, равно как вопрос о бургундском влиянии на европейские дворы раннего Нового времени, в том числе, французский. Отвечая, в частности, на один из этих вопросов, Е.И. Носова показала, что структура бургундского двора и названия должностей во многом были скопированы с французского двора XIV в., и пришла к важному выводу, что «ни одной черты, которая принципиально отличала бы бургундский двор от французского, нам так и не удалось обнаружить»[269].