Королевский куттер

На один ужасный миг волна эмоций захлестнула Дринкуотера. Ему показалось, что и куттер и весь его экипаж очутились во власти вихря разнообразных сил, произрастающих из его личного желания мести. Но не могут они быть охвачены тем же безумным стремлением Дринкуотеру отомстить Сантоне, как не могли стать жертвами колдовских чар Ортанс Монтолон.

Он мотнул головой, стряхивая с себя наваждение. Это ничто иное как дисциплина, уверил он себя. И снова сконцентрировал внимание на «Драакен».

Не в силах бежать, яхта могла обороняться: лечь бортом к носу «Кестрела», дать продольный залп, снова продолжить отступление на север, чтобы еще раз повторить бортовой залп, когда придет время.

— Под ветер! — вскричал Дринкуотер, сам налегая на румпель и поворачивая «Кестрел» на четверть румба на штирборт, направляя свой корабль прямиком на яхту.

Куттер вздрогнул под обрушившимся на него залпом «Драакен». Дирик-фал был срезан и грот безжизненно обвис. От передних секций фальшборта дождем полетели щепы, а мощный звон свидетельствовал о том, что по крайней мере одно из ядер срикошетило от погонного орудия. Кто-то закричал, а один из рулевых молча отошел в вечность, снопом повалившись под ноги Дринкуотеру. Потом «Драакен» закончил поворот и начал обходить куттер на другом галсе, не далее как в двадцати ярдах с наветра.

— Джессуп, пора!

Лежавшие на палубе люди заняли места у орудий правого борта. «Драакен» поравнялся с ними.

— Огонь!

Борт яхты скрылся из виду, затянутый дымом от ее собственного залпа. Когда облако рассеялось, Дринкуотер разглядел пришедшие в полный беспорядок паруса. Сантона обрезал снасти, и «Драакен» дрейфовал по воле ветра. Со своей малой осадкой, яхту будет сноситься быстрее куттера, который тоже терял ход. Грот «Кестрела» бесполезно свисал, топсель и кливер почти не работали из-за пробоин.

— Обрезать снасти! К абордажу готовься!

Канониры «Кестрела» посылали в яхту ядро за ядром с предельно возможной скоростью. Это была бойня, и хлопанье парусов звучало в унисон со стонами раненых и ревом орудий. Потом из пороховой мглы показался «Драакен», его мачта находилась напротив румпеля «Кестрела».

— Абордажная партия на ют! — рявкнул Дринкуотер, вытащив из-за пояса пистолет и выхватывая тесак. Сквозь дым он разглядел Тригембо, Шорта, Джеймса Томпсона и еще с полдюжины матросов, лица которых были знакомы ему как лица старых друзей.

«Кестрел» вздрогнул, когда «Драакен» ударился о его корпус; голландцы начали набрасывать концы на все, за что можно было зацепиться. Ветер снес последние клочья дыма, и теперь, когда орудия замолчали, можно стало рассмотреть врагов.

Те скопились у борта, округлые красные рожи среди блеска кортиков, топоров и остриев пик. Дринкуотер пытался разглядеть Сантону, но забыл о нем, когда голландцы хлынули через фальшборт. «Кестрельцы» подались назад, очистив собственную палубу вплоть до шлюпок, закипела ожесточенная рукопашная. Дринкуотер рубил и колол, слыша, как Тригембо орудует пикой справа от него, а Джеймс Томпсон слева. Нога лейтенанта наступила на чье-то трепыхающееся тело, но он не мог опустить глаз, будучи вынужден отражать неумелый выпад со стороны белобрысого юнги с застывшим в глазах мужеством отчаяния. Мальчишка нанес очередной укол, неточно, но быстро. Дринкуотер рубанул наотмашь по излишне вытянувшейся руке. Юнец отпрянул, завыв и выронив оружие.

Натаниэль остановился на миг. Он чувствовал, что атака голландцев захлебывается, британцы же, прижатые к гичкам, твердо держат оборону.

— «Кестрельцы», вперед!

Клич Дринкуотера походил скорее на хрип, матросы, перехватив поудобнее пики и кортики, двинулись, гоня перед собой врага. Шорт запрыгнул на орудие левого борта и с диким хохотом скинул одного из голландцев за борт, после чего прижал еще двоих к гакаборту. Они были безоружны, и Шорт пришпилил их к доскам как крестьянин, скирдующий солому.

Лейтенант пробивался к правой раковине, где голландцы перебирались на свое судно.

— На абордаж, Джеймс! Захватим ублюдка! — закричал он, и стоявший рядом Томпсон оскалился.

— Я с вами, мистер Дринкуотер! — раздался голос Тригембо, а тут уже подоспели Хилл и Балмен с расчетами погонных орудий. Заскочив на планшир, они спрыгнули на палубу «Драакена» и, повинуясь силе инерции, устремились вперед. Озверевшие от многомесячной блокадной рутины англичане дрались куда охотнее голландцев, вырванных из уютной гавани и вынужденных сражаться ради интересов чужой страны.

Сопротивление было очаговым, оно утратило твердость. Тут ухо Дринкуотера уловило поток яростных ругательств, сильно отличавшихся от стонов и проклятий умирающих голландцев.