Решив подстраховаться на такой неприятный случай, он велел оставить на входе в долину смешанный отряд из тысячи воинов, и хорошенько укрепиться там. Потом в форте следовало оставить гарнизон из пары сотен бойцов с надежным командиром, а остальным — присоединиться к главным силам. Все-таки именно в долине предполагалось самое главное сражение, а удар с тыла — это пока лишь предположение.
«Окапывание», кстати, в его войске было отлично отработано, и уже к ночи сравнительно узкий и жмущийся к подножию величественного кряжа проход в долину, должен стать «неприступным» укреплением.
На случай каверзных гостинцев от хозяев, первыми вниз отправились шесть «сотен» пращников, которые должны были проверить саму дорогу, прилегающую к ней местность, а потом, дойти до заранее намеченных мест под будущие укрепленные лагеря, и убедиться, что выбор был верный.
И если первые работали в рассыпном строю, то идущий за ними второй отряд — теперь уже группа тяжелых пехотинцев, — действовали совсем иначе.
Они двигались плотной сомкнутой колонной, и в случае атаки, должны были гарантированно остановить даже самую яростную атаку врага. Две тысячи ветеранов могли очень быстро развернуться в стену щитов, и дать время остальной армии подготовиться.
Только после этого вниз пошли главные силы треверов.
В этот момент было несложно понять, кто уже был в битве, а кто, не смотря на возраст и неплохое снаряжение — других в этот поход просто не брали, — на самом деле все еще «новичок».
Да, знающий с какого конца браться за копье, умеющий стоять в стене щитов, но ничего настолько масштабного, как столкновение целых племен — и вообще ничего подобного, — пока еще не видевший…
Более опытные воины шли привычно спокойно, размышляя лишь о том, сколько им придется сегодня перекопать перемешанной с камнем земли, да и валунов перетаскать тоже.
Единственное место в долине, где конница могла действовать, без риска переломать себе ноги, была полоса не шире 120–140 метров в центре. Собственно, сама дорога, и местность вокруг нее, очищенная поколениями местных кланов в попытках хоть что-нибудь вырастить или просто расчистить путь к родовому селению. Так что любое окапывание обязательно включало в себя перетаскивание валунов…
Несколько сотен треверских ополченцев двигались совсем не так.
Сегодня, пока Игорь проснулся, неторопливо позавтракал, посовещался со старшими командирами и слазил на гору, их успели разбудить, накормить, и ни по одному разу вздрючить. Норовистые родовые дружинники на взгляд опытных ветеранов были не слишком хороши, а биться предстояло с превосходящими силами, и каждый из них старался донести до своих подопечных мысль, что если командир сказал «прыгай!», то сначала надо сигануть, а потом уже — если жив останешься, — можешь и спросить, чего надо было.
«…Сила строя, а с ней и всего войска, не в индивидуальном умении отдельных виртуозов. А среди ополченцев и впрямь были довольно умелые бойцы-поединщики. А в послушании воинов своим командирам…» — примерно об этом была большая часть историй, рассказанных отцами-командирами у походных костров.
Недавняя гражданская война в марке в отдельных битвах редко собирала больше трех-пяти тысяч человек. Здесь же, когда все, идущее прежде разрозненно колонны слились в один поток, на их глазах текла не просто необоримая людская река. И не просто «людская» — они видели силу, несопоставимую ни с чем другим виденным, в жизни большинства из них. Оказываясь перед лицом этого великолепия, они приосанивались, забывали свою недавнюю гордыню, и преисполнялись гордости, недолгого ощущения всемогущества.
Но уже к вечеру вся эта «суета», конечно же, выветрилась из их голов. Ополчение так ухайдокалось на окапывании, что стало не до воспоминаний. Но пережитое ими, конечно же, не забылось. Гордость и незабываемое чувство локтя ждали своего часа. Просто сами они к ночи способны были лишь упасть, и умереть до утра.
* * *
Долина Штейнхайм
[105], юг Тулингии — полдень следующего дня(10 июля)
Игорю прошедшая ночь далась непросто.
Ни вчера, ни уже сегодня — на рассвете, — никто треверскую армию не атаковал, воины хорошо отдохнули, и в итоге он, наверное, был единственным, кто и в самом деле от переживаний не выспался. Кроме, дежурных командиров ночной стражи, конечно.
Пока его люди завтракали, и снова принимались за работу, он все еще мучительно искал и не находил оправдания непонятной пассивности врага.
Было абсолютно очевидно, что вчера во время спуска в долину, когда его армия была разделена узким проходом, это ведь был очень подходящий момент для нападения. Такой надежный шанс перебить несколько тысяч воинов на глазах у всей армии противника — он стоил любого риска.
Или, например, ночная атака?
Убии и тулинги за прошедшее время должны были отлично изучить эту долину. Так что ночное нападение на лагерь тоже могло принести плоды…
Где логика? Почему враг себя так странно ведет?