«Где она?» – громко спрашиваю я, выглядывая в окно, выходящее на площадь старого города – там сейчас кипит жизнь. Я быстро сканирую свою беспроводную карту, пытаясь найти ее в местах, где она любит бывать, – конюшне, Поезде Историй, монорельсовой дороге, – но безрезультатно. Мне тревожно. Все в целом – вчерашнее поведение Евы, ее странное предупреждение насчет Алисы, опоздание на чаепитие – вселяет беспокойство.
«Ты говоришь про Еву?» – подходит ко мне Зара. Огонь камина подсвечивает зеленые и золотые нити ее малавийского тюрбана. «По воскресеньям перед чае-питием она ездит на родео в Страну Сердец. Уверена, она скоро появится здесь, просто, должно быть, немного задерживается. – Зара самодовольно ухмыляется. – Ты же знаешь, что она терпеть не может быть грязной».
«Грязь смоется, а воспоминания останутся на всю жизнь», – согласно кивая, добавляет Кая.
Я не очень понимаю, что она имеет в виду, но думаю, что Кая пытается выглядеть умной.
Мы начинаем играть свои роли в чайной церемонии, и Кая смешит всех приглашенных маленьких девочек, когда начинает петь с ними песню. Я думаю о сестре Оуэна – интересно, понравилось бы ей все это? На массивном чайном столе, напоминающем по форме раскрытую детскую книгу, стоят горы печений из свежей пахты, блюда со взбитыми топлеными сливками, похожими на облака, и банки с красным, как кровь, клубничным вареньем. По столу вразвалочку расхаживает гибридный гусь, за которым послушно семенят маленькие гусята; они обучены бросать клювами кубики сахара в чайные чашки гостей.
Я перехожу от одного гостя к другому, показывая, как правильно поворачивать ручки чайных чашек. Вдруг одна из самых маленьких девочек трогает меня за запястье. У нее белокурые волосы и безупречные маленькие зубки.
«Этот чай не очень горячий», – говорит она.
Я наклоняюсь к ней. «Точно. Настоящий горячий чай может обжечь; поэтому мы подаем чай именно такой температуры».
«Угу. И птенчики более удачливы, если никуда не летают», – печально говорит девочка.
«Что? – переспрашиваю я. – Ты имеешь в виду гусят?»
«Нет, глупая! Птенцы в гнезде живут в безопасности до тех пор, пока не становятся чересчур любопытными».
Горячая вспышка обожгла меня, словно на меня пролился горячий чай. «Откуда тебе это известно?» – спрашиваю я, а в голове у меня роятся догадки приемлемого объяснения тому, что она говорит.
«Если птенцы становятся чересчур любопытными, они могут упасть», – говорит девочка, широко улыбаясь и, очевидно, совершенно довольная собой.
Другого объяснения этому просто
«Дорогая, – шепчу я. – Кто научил тебя говорить такое?»
Девочка вздыхает и закрывает рот рукой. «Мне нельзя этого говорить».
«Почему?» – спрашиваю я. Протягиваю к ней руку, но к нам уже подошел ее отец.
«На сегодня сахара достаточно, дорогая. Пора идти!» Он берет ее под локоть, и она уже следует за ним, как вдруг разворачивается и подбегает ко мне.
Она обвивает меня руками, и я тону в ее особенном человеческом запахе:
Она шепчет мне на ухо: «Русалка рассказала мне».
И потом убегает и исчезает вместе с отцом в толпе за дверями комнаты.
Меня пробивает дрожь.
Я осознаю, что
Клара. Так зовут девочку.
Русалка. Но здесь больше нет никаких русалок.
После Нии никого больше не было.
Я поглощена размышлениями над словами маленькой девочки, и только когда приходит персонал, чтобы убрать остатки печенья и чая, я вдруг осознаю: Ева так и не появилась.
«Итак, – Зара подходит ко мне, когда все гости разошлись. По ее глазам видно, что она хочет что-то выяснить. – Где
Я чувствую, как вспыхивают мои щеки.