Королевство

А потом пошел дальше к Сёму спокойным шагом и даже стал насвистывать хит «Монти Пайтона» – он играет в тот момент, когда Эрик Идл висит на кресте. Если на чудо надеются даже люди вроде Вигдис, чем я хуже?

Третьего сентября, в два часа дня, я въехал в Нотодден.

44

Высокое, нежно-голубое небо. Еще по-летнему тепло, пахнет хвоей и свежескошенной травой, а в порывах ветра есть некая резкость, которая в мягкой Южной Норвегии не ощущалась совсем.

Дорога из Кристиансанда в Нотодден заняла три с половиной часа. Я ехал медленно и успел несколько раз передумать. Но в итоге пришел к выводу, что по сравнению с тем, что я сейчас делаю, более достойным сострадания окажется лишь один поступок: развернуться, проехав полдороги до Нотоддена.

Я припарковался в центре и пошел бродить по улицам – искать Шеннон. Когда мы росли, Нотодден казался огромным, чужим, таящим угрозу. А теперь – странным маленьким провинциальным городком, но, может быть, все потому, что я столько времени провел в Кристиансанде.

Я искал глазами «кадиллак», хоть и был готов поспорить, что она арендует машину у Виллумсена. Заглядывал в кафе и рестораны, мимо которых шел. Дотащился до озера, миновал кинотеатр. Наконец зашел в мелкое кафе, заказал черный кофе, сел так, чтобы видеть дверь, и листал местные газеты.

Заведений в Нотоддене не сказать чтобы очень много, и, разумеется, по идеальному сценарию Шеннон должна была меня найти, а не наоборот. Она войдет, я подниму глаза, наши взгляды встретятся, и ее взгляд скажет мне, что не нужно сочинять для прикрытия никаких историй, хоть таковая у меня имелась: я искал выставленные на продажу заправки. Я помнил, что она собиралась в Нотодден, – а разве сегодня? Если она не занята с клиентом на целый день, может, нам встретиться после обеда и выпить? Или даже поужинать, если у нее нет других планов.

Дверь открылась, и я отвел взгляд. Компания горланящих подростков. Дверь сразу же открылась еще раз – очередная компания молодежи, и я понял, что уроки в школе закончились. Дверь распахнулась в третий раз, и я увидел ее лицо. Она изменилась, я ее помнил совсем не такой. Это лицо казалось открытым. Она меня не заметила – можно и дальше спокойно ее разглядывать, отгородившись газетой. Она сидела и слушала молодого человека, с которым пришла. Не улыбалась, не смеялась – и тем не менее в ней чувствовалась напряженность, словно она защищала свои уязвимые чувства. Я также заметил, что у них с этим юношей что-то было – связь, которая не возникнет, если не подпустить человека к себе поближе. Затем ее взгляд заскользил по помещению и, встретившись с моим, на секунду застыл.

Не знаю, что было известно Наталии о причинах того, почему отец отправил ее оканчивать старшие классы в Нотоддене. Или как он объяснил травмы, полученные на кухне дома. Судя по всему, она не знала, что я приложил руку и к тому и к другому. А если она подойдет, присядет рядом и спросит, зачем я это сделал, – что мне ответить? Что вмешался из чувства стыда, поскольку не смог сделать то же самое ради собственного брата? Что я чуть не сделал ее отца калекой, потому что для меня он был мешком с песком, на который приклеена рожа моего папаши. Что в действительности все дело в моей семье, а не в ее.

Ее взгляд заскользил дальше. Может, она меня не узнала. Ну конечно. Но даже если ей было неизвестно, что я угрожал убить ее отца, может, ей захотелось притвориться, что она не узнала мужика, продававшего ей абортивные контрацептивы, – особенно теперь, когда у нее появился шанс стать другим человеком, а не сутулой, замкнутой девушкой, жившей дома, в Усе.

Я заметил, что внимание Наталии вот-вот переключится с того юноши: она посмотрела в окно, отворачиваясь от меня.

Я встал и ушел. Отчасти чтобы оставить ее в покое. Отчасти потому, что не хотел встречаться с Шеннон при свидетелях из Уса.

К пяти часам я побывал во всех заведениях Нотоддена, за исключением ресторана в отеле «Блаттрейн», – по моим подсчетам, раньше шести он не открывался.

Идя по парковке от машины ко входу, я почувствовал, как от ожидания у меня засосало под ложечкой, – такое бывало перед свиданиями с Унни. Только собаки Павлова в знакомых ситуациях пускают слюни; в следующее мгновение все опять вытеснил страх. Чем я, черт возьми, занимаюсь? Лучше бы я прыгнул с моста, а если рвануть в машину прямо сейчас, я туда еще до заката успею. Но я шел дальше. К ресепшену, совершенно не изменившемуся с того дня, как я десять лет назад вышел отсюда в последний раз.

Она сидела в пустом ресторане и что-то печатала на ноутбуке. В темно-синем костюме и белой блузке. Коротко постриженные рыжие волосы расчесаны на пробор и заколоты. Под столом прижимались друг к другу ноги в чулках и туфлях на высоком каблуке.

– Привет, Шеннон.