Королевство

Она выскочила из кровати, прежде чем я успел схватить ее, – моя вытянутая рука смахнула с прикроватного столика ее мобильный, и он грохнулся на пол рядом с кроватью. Я рывком отдернул шторы: урвать фрагмент обнаженного тела Шеннон – знал, что какое-то время больше ее такой не увижу. Хлынул дневной свет, и, прежде чем она скрылась в ванной, я успел мельком увидеть ее спину.

Я уставился на валявшийся рядом с кроватью телефон. Загорелся экран. Стекло разбилось. А из-за тюремной решетки трещин мне улыбался Карл. Я сглотнул.

Мелькнувшая спина.

Хватит.

Я снова лег в постель. Последняя женщина, которую я видел обнаженной при дневном свете, была Рита Виллумсен в горном озере – униженная, продрогшая, в купальнике, с посиневшей кожей. А если раньше у меня и были сомнения, то теперь я, как говорится, получил открытое предупреждение.

Я понял, что имела в виду Шеннон, спрашивая о том, заложено ли желание драться в генах.

46

Карл – мой брат. В этом-то и проблема.

Или проблемы.

А если точнее, первая проблема в том, что я его люблю. Вторая – он унаследовал те же гены, что и я. Не знаю, почему я вообще был столь наивным и полагал, что в Карле не заложена та же способность причинять боль, что во мне и папе. Может, потому, что, по всеобщему мнению, Карл на маму похож. Мама и Карл и мухи не обидят. Только людей.

Я встал с постели и подошел к окну – увидел, как Шеннон бежит по парковке к «кадиллаку».

Вероятно, она пожалела. Вероятно, никуда она не торопилась – просто, проснувшись, осознала, что совершила ошибку и надо уйти.

Она приняла душ, оделась в ванной, наверно, накрасилась, а выйдя оттуда, подарила мне своего рода сестринский поцелуй в лоб, пробормотала что-то о встрече в Усе по поводу отеля, взяла сумку и убежала. Когда она чуть не выехала на дорогу перед мусорной машиной, загорелись стоп-сигналы «кадиллака».

В номере с ночи все еще висел запах секса, духов и сна. Я открыл окно – его я в какой-то момент закрыл: Шеннон громко кричала, и я испугался, что к нам придут, также я знал, что мы еще не закончили. И оказался прав: как только кто-то из нас просыпался, даже невинное прикосновение запускало очередной раунд – все это напоминало незатихающее чувство жуткого голода.

Когда я отдернул занавеску, то, что я принял за оттенки кожи, оказалось синяками. Не покраснения после занятий любовью и не появившиеся после сегодняшней ночи полоски на ее коже, – надеюсь, они через день-два исчезнут. Следы сильных ударов – такими они становятся по прошествии нескольких дней и недель. А если Карл еще и по лицу ее бил, то не так сильно – чтобы ей удавалось замаскировать следы макияжем.

Бил ее – как в тот раз в Гранд-отеле мама била в коридоре отца, я сам видел. Это воспоминание мелькнуло у меня в голове, когда Карл пытался убедить меня, что Сигмунд Ольсен свалился в Хукен в результате несчастного случая. Мама. И Карл. Вот так живешь с человеком и думаешь, что знаешь о нем все, а что же на самом деле? Мог ли Карл предположить, что я способен за его спиной спать с его женой? Вряд ли. Я давным-давно осознал, что все мы друг другу чужие; а уж то, что Карл способен причинить насилие, я, разумеется, понял не только по синякам у Шеннон. Мой братец – убийца. Все просто. Синяки и обрыв.

47

Вернувшись на юг, я ждал, что Шеннон мне позвонит, пришлет эсэмэску или мейл – да что угодно. Инициатива, само собой, должна была исходить от нее, ей-то терять больше. Как я думал.

Но никаких новостей.

Никаких сомнений у меня уже не осталось. Она пожалела. Разумеется, пожалела. Эту сказку, фантазию я сам же в нее и заронил, признавшись ей в любви и затем уехав; фантазию, которой она, скучая в деревне, в тишине и покое и при нехватке иных стимулов, придала фантастические черты. Настолько фантастические, что в реальность я их воплотить, конечно, не сумел. Она тему закрыла – можно возвращаться к нормальной жизни.

Вопрос в том, когда я эту тему тоже закрою. Говорил себе, что целью была та самая ночь – для галочки, – а теперь пора двигаться дальше. И все же каждое утро я проверял телефон – вдруг пришло сообщение от Шеннон.

Ничего.

И я стал спать с другими женщинами.

Не знаю почему, но они словно вдруг меня заметили – как будто существует тайное женское общество, где разнеслась новость о том, что я затащил в постель жену брата, значит я весьма привлекателен. Как говорится, хорошо иметь дурную репутацию. Ну или у меня прямо на лбу было написано, что мне на все насрать. Наверное. Наверное, я стал молчаливым посетителем бара с грустными глазами, который, по слухам, мог заполучить любую, кроме той, кто ему на самом деле была нужна, а потому ему на все насрать. Мужчина, которого все хотели убедить в обратном: он ошибается, существуют надежда и спасение, есть другие – а именно они.

И да, я этим воспользовался. Я играл возложенную на меня роль, рассказывал историю, не называя имен и не сообщая, что речь о моем брате, шел к ним домой, если они жили одни, или – вынужденная мера – приводил в Сём. Просыпаясь рядом с чужим человеком, отворачивался к телефону – проверить, не пришло ли сообщение.