Королевство

Карл потопал в прихожей, стряхивая с ботинок снег, и через дыру я услышал, как он прошел на кухню.

– Я твою машину снаружи увидел, – услышал я слова Карла. – Ты взял и вошел?

Я как будто вмиг превратился в ледышку.

– Было открыто, – ответил другой голос. Низкий, скрежещущий. Как будто у человека что-то с голосовыми связками.

Я приподнялся на локтях и сдвинул занавески. У амбара, где расчистили снег, был припаркован «ягуар».

– Чем я могу помочь? – прозвучал голос Карла. Сдержанный, но напряженный.

– Можешь заплатить моему клиенту.

– Так он тебя опять прислал, потому что отель сгорел? Тридцать часов. Недурная реакция.

– Деньги он хочет получить сейчас.

– Я все верну, как только получу страховку.

– Страховку ты не получишь. Отель не был застрахован.

– Кто это сказал?

– У моего клиента свои источники. Условия кредита нарушены, и платежи ты точно просрочишь. Давай начистоту, господин Опгард? Славно. У тебя два дня. То есть сорок восемь часов… время пошло.

– Послушай…

– Мой предыдущий визит был предупреждением. Господин Опгард, тут вам не трехактная пьеса – молот вот-вот ударит.

– Молот ударит?

– Конец. Смерть.

Внизу стало тихо. Я их себе представил. За столом сидит датчанин с воспаленными красными прыщами. В расслабленной позе, из-за чего он кажется еще опаснее. Вспотевший Карл, хоть только что вошел в дом с тридцатиградусного мороза.

– К чему такая паника? – спросил Карл. – У Виллумсена ведь залог есть.

– По его словам, без отеля он особой ценности не представляет.

– А какой смысл меня убивать? – Сдержанность из голоса Карла пропала, теперь он напоминал визг пылесоса. – Тогда Виллумсен свои деньги не получит.

– А умрешь не ты, Опгард. По крайней мере, не в первом раунде.

Я знал, что сейчас будет, но сомневаюсь, что это понимал Карл.

– Твоя супруга, Опгард.

– Ш… – Карл проглотил «е», – …ннон?

– Красивое имя.

– Но это же… убийство.

– Меры отражают невыплаченную сумму.

– Но два дня. И как, по-вашему с Виллумсеном, мне за такой короткий срок эту сумму собрать?

– Не могу проигнорировать тот факт, что тебе придется пойти на очень даже крутые меры, может, даже отчаянные. Больше никакого мнения, Опгард, у меня нет.

– А если у меня не получится…

– Значит, ты вдовец, и тебе останется жить еще два дня.

– Но, дорогие друз…

Я уже вскочил на ноги, пытаясь бесшумно натянуть брюки и свитер. Я не уловил деталей того, что случится через четыре дня, но это и не обязательно.

Я прокрался вниз по лестнице. Может быть – ну, вдруг, – на своей территории мне удастся застать датчанина врасплох. Но я в этом сомневался. Я же помнил, как быстро он двигался тогда на заправке, и по звукам сообразил, что сидит он лицом к двери: если я войду, он меня сразу увидит.

Натянув ботинки, я выскользнул за дверь. От уличного холода виски будто сдавливало. Я мог бы двинуться к амбару в обход, описав дугу, но едва ли в моем распоряжении было так много времени, потому я сделал ставку на собственную правоту: датчанин сидит спиной к окну. Я бежал, а под ногами скрипел снег. Основная задача головореза – пугать, и я рассчитывал на то, что датчанин слегка распишет угрозу, но, с другой стороны, – что там особо скажешь?

Влетев в амбар, я открыл краны и подставил два цинковых ведра. Наполнились они за десять секунд. Схватив ведра за ручки, я побежал к Козьему повороту. Выплескивавшаяся вода намочила мои брюки. Оказавшись на повороте, одно ведро я отставил на лед, а второе опустошил, очертив перед собой кривую. Вода растеклась по твердому льду, по рассыпанному сверху песку, напоминавшему черные перчинки в тех местах, где он въелся в лед. Вода ликвидировала неровности и мелкие дыры и потекла туда, где кончалось ледяное покрытие, к краю обрыва. Так же я поступил со вторым ведром. Естественно, для того, чтобы вода растопила лед, было слишком холодно – образовав тонкий слой, она стала просачиваться в глубину. Я все еще стоял на льду, когда услышал, как завелся «ягуар». И, словно действовали мы синхронно, я услышал из деревни далекий, нежный звон церковных колоколов. Посмотрев в сторону дома, я увидел подъезжающую белую машину головореза. Ехал он осторожно, медленно. Может, удивлялся тому, с какой легкостью преодолел обледеневшие холмы на летней резине. Но в большинстве своем датчане про лед не особо много понимают, не знают, что, когда захолодает посильнее, его поверхность напоминает наждачную бумагу.

А когда он прогревается где-то до минус семи, превращается в хоккейную коробку.