Королевство гнева и тумана

— И тогда я решил: надо напугать Тамлина. Тебя и Ласэна — тоже, но прежде всего Тамлина. Я видел, как он смотрит на тебя. В тот день я… — У него напряглись и побелели губы. — Я проник в твой разум и задержался там, чтобы ты это почувствовала и испугалась. Я заставил Тамлина умолять о пощаде, показав, что он не в состоянии тебя защитить. Я издевался над ним так, как Амаранта издевалась надо мной. Я молил Котел, чтобы спектакль подействовал на него в достаточной мере и он отправил бы тебя назад в человеческий мир, подальше от Амаранты. А она непременно стала бы тебя искать. Если бы ты разрушила ее проклятие, она бы тебя нашла и убила.

Меня подвел мой глупый, отвратительный эгоизм. Я не мог уйти, не узнав твоего имени. Ты и так смотрела на меня как на чудовище, и потому лишний вопрос ничего не менял. Но ты соврала, и я это сразу понял. Я понял твои намерения: ты спасала себя и своих близких. Я снова ушел, не заронив в тебе ни одного намека, что я, возможно, не такое чудовище, каким кажусь. Должен признаться, едва я покинул поместье Тамлина, меня вывернуло, как выворачивало тебя после кошмарных снов.

У меня задрожали губы, и мне пришлось их плотно сжать.

— Потом я наведался к нему снова — убедиться, что тебя увезли. Был я там и в день, когда приспешники Амаранты громили поместье Тамлина. Мне требовалось закончить этот спектакль. Я назвал Амаранте имя той девчонки, посчитав его вымышленным… Я никак не думал, что она пошлет своих псов за Клерой. — Он снова тряхнул головой. — Когда Клеру приволокли в Подгорье, я проник в ее разум. Я сделал так, что она не чувствовала боли. Я велел ей кричать, когда палачи ждали криков. Ее пытали, а я, как мог… выправлял положение. Но спустя неделю я понял, что пытки и издевательства могут затянуться. И тогда я снова проник в разум Клеры и сделал ее… бесчувственной куклой. Она перестала что-либо чувствовать. Так продолжалось до самой ее смерти. Но я по-прежнему вижу ее лицо. Лица моих придворных. Лица тех, кого я убивал по приказу Амаранты.

По его щекам быстро скатились две холодные слезинки. Риз не стал их вытирать.

— Я думал, на этом все кончится. Погубив Клеру, Амаранта поверит, что ты мертва. А ты будешь далеко, в безопасности. И Веларис останется недосягаемым для Амаранты. Тамлин проиграл, поэтому все вроде бы уладилось. Но потом… Я был в задней части тронного зала, когда аттор приволок тебя. Знаешь, Фейра, даже на войне меня не охватывал такой ужас, какой охватил в тот день. Онемев, я смотрел, как ты заключаешь с нею соглашение. Я совсем не знал тебя. Даже имени твоего не знал. Но я думал о твоих руках, рисовавших цветы, и представлял, с каким наслаждением Амаранта будет ломать твои пальцы. Мне пришлось смотреть на твое избиение, устроенное аттором и тварями в его подчинении. Я помню, с какой ненавистью и отвращением ты смотрела на меня, когда я пригрозил, что покопаюсь у Ласэна в мозгу. А потом я узнал твое имя. Услышал, как ты его произносишь… Это было сродни ответу на вопрос, который я задавал пятьсот лет.

В тот миг я решил продолжать войну. Я был готов вести ее не слишком честными методами, убивать, пытать и играть чужими судьбами, но это была война за освобождение. Появилась надежда освободиться от владычества Амаранты, и она была связана с тобой… Я подумал, что Котел не просто так посылал мне те сны. Он показывал, кто спасет нас. Спасет Притианию. Спасет моих подданных.

Я наблюдал за твоим первым испытанием. Ты меня ненавидела, что тогда мне было только на руку. Когда червь серьезно поранил твою руку… я усмотрел в этом возможность приблизиться к тебе. Мы оба боролись против Амаранты. Сеяли семена надежды в душах тех, кто умел читать послания. Я нашел линию поведения, помогающую сберечь тебе жизнь и не вызвать особых подозрений. У меня появилась возможность расквитаться с Тамлином за мать, сестру и… за тебя. Когда мы заключали уговор, в тебе было столько ненависти, что я знал: моя затея удалась.