— Здесь я должен кое-что пояснить, — вмешался в разговор Риз. — Как и дематии, «певцы теней» встречаются редко. Все дворы на всех континентах стремятся заполучить хотя бы одного «певца», поскольку те умеют не только перемещаться совершенно бесшумно, но и способны чувствовать и слышать недоступное остальным.
Так вот почему Азриель постоянно окружен тенями! Может, они что-то нашептывают ему? Я украдкой глянула на него, но холодное лицо Аза оставалось бесстрастным.
— Когда Аза зашвырнули в наш лагерь, командир чуть не обделался от радости. Я же… я, считай, попал в лагерь совсем сопляком. Едва мать отняла меня от груди и я более или менее научился ходить, меня отправили в самое жуткое захолустье. Бросили в лужу с грязью: захлебнусь или выживу.
— Странно, как они не догадались сбросить тебя со скалы. Куда меньше хлопот, — фыркнула Мор.
— Вот-вот, — подхватил Кассиан, блеснув острыми зубами. — Поскольку я не потонул в грязи, то вырос, набрался сил, вернулся в лагерь, где родился, и узнал, что местные твари так заездили мою мамашу, что она умерла раньше времени.
И вновь за столом стало тихо, только тишина была иной. Я ощущала напряжение и бурлящий гнев тех, кто слишком много испытал на своем веку, кто выжил неимоверной ценой и потому… остро чувствовал боль других.
Риз снова сделал необходимые пояснения, его глаза заблестели, как прежде.
— Иллирианцы — непревзойденные воины, — сказал он. — У них полным-полно историй о победах и подвигах. Я уж не говорю о боевых традициях. Но они жестоки и придерживаются отсталых взглядов. Особенно в обращении со своими женщинами.
Глаза Азриеля отрешенно смотрели на стену окон за моей спиной.
— Они просто варвары, — сказала Амрена, и никто не посмел ей возразить. Мор закивала. — Они калечат своих женщин, чтобы те рожали побольше безупречных воинов и ни о чем другом не помышляли.
Последние слова Амрены заставили Риза сжаться.
— Моя мать была низкого происхождения, — сказал он, обращаясь ко мне. — С ранних лет она работала швеей в одном из многочисленных иллирианских военных поселений в горах. Когда к девочкам впервые приходили месячные, им… обрезали крылья. Это занимало считаные минуты, но навсегда калечило жизнь. Моя мать была своенравной и свободолюбивой. Она очень любила летать. Она предпринимала все, что в ее силах, только бы отсрочить приход месячных. Голодала, собирала запретные травы и пила их отвары. Словом, всячески противилась естественному развитию своего тела. Ей исполнилось восемнадцать, а менструаций по-прежнему не было. Ее родителей это очень удручало, если не сказать — пугало. Однако природа взяла свое. Месячные пришли в неудачное время, да еще в неудачном месте. Словом, кто-то из воинов учуял, решил выслужиться перед командиром и потащил к нему мою мать. Она вырвалась, взлетела и попыталась скрыться. Но опытным воинам не составило труда поймать ее в воздухе и привести к командиру. Ее уже привязывали к столбам посреди лагеря. И как раз в это время в лагере появился мой отец. Он совершил переброс, чтобы встретиться с командиром и обсудить готовность к Войне. Мою мать успели привязать к столбам, и она билась, как дикая кошка, стараясь вырваться… — Ризанд сглотнул. — Отцу хватило одного взгляда на нее, чтобы понять: это его пара. Тогда он затуманил солдат, что караулили ее.
— Как это — затуманил? — не поняла я.
Кассиан ехидно усмехнулся. Риз взмахнул рукой, и ломтик лимона, украшавший его порцию курицы, оказался в воздухе. Щелчок пальцами — и ломтик превратился в облачко тумана, остро пахнущее лимоном.
Я живо представила, какого цвета туман окутал столбы и будущую мать Ризанда и что́ случилось с телами караульных.
— Сквозь кровавую пелену тумана моя мать смотрела на своего спасителя. Она тоже почувствовала: он — ее пара. Тем же вечером отец забрал ее ко Двору ночи и объявил своей невестой. Мать любила соплеменников и тосковала по ним, но никогда не забывала, как они обращались с женщинами и какая участь грозила ей. Несколько десятков лет она убеждала отца запретить жуткий обычай. Но Война неумолимо приближалась. Отец не хотел злить иллирианцев, в помощи которых остро нуждался. Ведь они сражались на его стороне и погибали за него.
— Настоящий стратег, ничего не скажешь, — проворчала Мор.
— По крайней мере, к тебе он относился с большой симпатией, — возразил Риз, после чего продолжил рассказ: — Парные узы еще не означают любовь и согласие. Мои родители обладали совершенно несхожими характерами. Отец был холоден и расчетлив. Нередко даже жесток и коварен. Его с самого рождения готовили к тому, чтобы править и повелевать. Мать отличалась мягкостью и пылкостью. Ее любили все: от придворных до последней служанки. Через какое-то время она возненавидела отца, но при этом оставалась ему благодарна за сохраненные крылья и за возможность летать, когда и куда ей хочется. Когда я родился, подрос и тоже научился летать… Мать решила, что я должен как следует узнать иллирианский быт и традиции.
— Уж лучше скажи, что она хотела вырвать тебя из отцовских когтей, — сказала Мор, покачивая вино в бокале.