Наконец, в русских летописях упоминаются правители Византии, которые называются «царями» (ПВЛ за гг. 971, 987, 988). «Царь» – русское сокращение от греческого варианта титула «цезарь» – был подходящим титулом для правителя Восточной Римской империи, хотя сами они его для себя не использовали, предпочитая греч. «басилевс»481
. Однако русские называли «царем» не только императора Византии, но также и любого представителя византийской знати. Александр Каждан указал на несколько примеров, когда русские летописцы применяют к кому-либо титул «царевич», который был неизвестен византийским правящим династиям482. Это можно объяснить феноменом, известным как «византийское влияние/давление», из-за которого русские летописцы, возможно из-за церковных связей с Византией, старались создать видимость тесных связей с Византией в своих работах483. Поэтому использование титула «царь» и его производных интересно своей неточностью. Титул редко использовался византийцами, но зато использовался русскими для описания византийцев. Его также использовали летописцы и церковники при описании библейских правителей (ПВЛ за г. 986). Вместо того чтобы приравнивать титул «царь» к «императору», как это часто делается в историографии, его можно переосмыслить, особенно на основе его использования в Библии, и выбрать другой вариант перевода – «король» (king).В целом русская титулатура, используемая для соседей, противоречива. В случае с поляками и половцами использовался собственный славянский титул для обозначения правителей других народов. В случае с поляками «князь» легко переводится в ksi^z^, который мог быть уже повсеместно распространен среди западных славян для обозначения правителя. Однако в случае с тюркоязычными половцами использование титула «князь» дает пищу для размышлений. Приписывали ли русские летописцы черты, присущие их собственным правителям и правителям Польши, половецким правителям? Если так, то это станет огромным шагом вперед в понимании того, как русские рассматривали половцев. Но даже если нет, это дает нам еще одно свидетельство для дешифровки средневековой титулатуры. Что касается венгров, то для них не использовалась ни русская, ни венгерская титулатура, но, по крайней мере, это был тот титул, который сами венгры использовали для своих правителей. Возможно, это была попытка точно передать иностранный титул. В отношении Византии использовался один из многочисленных титулов римского правителя, хотя и не тот, который, возможно, предпочел бы император в Константинополе. Это можно считать противоречием либо же рассматривать в контексте Регистра папы Григория VII и с точки зрения множественности титулов, существовавших в средневековом мире. Изучение этих титулов во взаимосвязи со свидетельствами латинских, греческих и других источников помогает создать более сложную картину средневековых реалий в области восточноевропейской титулатуры по сравнению с той, которая существует сегодня.
Заключение
Средневековая Европа расширяется. Границы этого некогда маленького мирка сдвигаются к югу, востоку и северу, включая Средиземноморский мир, Скандинавию и Восточную Европу. Новое прочтение источников позволяет ученым пересмотреть свои взгляды на военные и религиозные связи, торговлю, языковые и культурные контакты, которые связывали Европу воедино. Частью этого пересмотра является отказ от старой концепции, рассматривающей Рейн в качестве восточной границы Европы или вообще считающей, что Европа была всего лишь растущей сферой германского или франкского влияния. Данная книга предлагает пересмотр этого неисторичного взгляда на средневековый мир. Проверяя и перепроверяя переводы и другую историческую информацию, историки смогут избежать презентизма и создать более точную картину средневекового мира.