Королевство Саудовская Аравия. История страны, народа и правящей династии Аль Са’уд

В середине октября 1924 г. войска Ибн Са’уда подошли к Мекке, столице Хиджаза. Дальше события развивались так. 16 октября 1924 г., в тот же день, когда отрекшийся от престола шариф Хусейн Аль Хашими покинул Джидду, четверо воинов-ваххабитов в одеждах пилигримов проследовали через въездные ворота в Мекку и объявили, что город переходит в их руки. Многие жители, опасаясь повторения в Мекке того, что произошло в Та’ифе, город оставили. Большинство из них бежало в Джидду. Отодвинулся в Джидду — с отрядом в 400 человек — и король Али.

На следующий день, 17 октября 1924 г., шейхи Ибн Лу’ай-йа и Ибн Биджад во главе их 10-тысячного войска, с ружьями, опущенными дулами к земле, вошли в Мекку. Ни насилий, ни грабежей не допустили, и до прибытия Ибн Са’уда удерживали в городе тишину и порядок. Имели место лишь несколько инцидентов, связанных с сожжением ваххабитами кальянов и табака, изъятых ими из кофеен на рынке.

Ибн Са’уд прибыл в Хиджаз через три месяца после взятия ваххабитами Та’ифа. Сразу же отправился в Мекку. Достигнув города (3 декабря 1924 г.), останавливаться в тамошнем роскошном дворце Хашимитов не захотел. Поселился в шатре, разбитом за стенами города; и 5 декабря вошел в Мекку, в одеждах паломника, через Врата мира (Баб ас-Салам).

У короля ‘Али, который перенес свою резиденцию в Джидду, помимо этого портового города, оставались тогда руках еще Мадина (Медина) и Йанбуа’ (Янбо).

По мере расширения влияния Ибн Са’уда в землях Северной Аравии в Москве его действия по собиранию тамошних племен и земель открыто стали уже квалифицировать как деятельность, наносящую «ощутимый удар по политике Англии и ее интересам на Арабском Востоке». Самого же эмира Ибн Са’уда именовали — и лидеры Коминтерна, и вожди большевиков — не иначе как «образцом носителя национальной арабской идеи» (239).

«Наша политика в Аравии, — указывал Георгий Васильевич Чичерин в инструкции (01.11.1924) Кариму Абдрауфовичу Хакимову (1892–1938), первому дипломатическому агенту и генеральному консулу Советской России в Джидде (верительные грамоты королю Хусейну он вручил 9 августа 1924 г.), — должна по-прежнему основываться на национальном моменте, на стремлении арабов к объединению в единое государство» (240).

С учетом успешного продвижения Ибн Са’уда в земли Хиджаза с целью объединения их под своей властью Г. Чичерин, формулируя линию поведения отечественной дипломатиии в Северной Аравии, инструктировал К. Хакимова о необходимости налаживания контактов с эмиром Неджда. «Что же касается нашей внешней политики, — подчеркивал нарком (в письме К. Хакимову от 14.11.1924), — то она сводится к следующему: сохраняя дружественные отношения с Хиджазом, мы, вместе с тем, должны не упускать случая войти в контакт с новой силой Аравии — с Ибн Са’удом» (241).

После перехода Мекки в руки эмира Неджда наркоминдел Г. Чичерин срочно запросил мнение К. Хакимова (телеграммой от 17 декабря 1924 г.) о «возможности завязать отношения» с Ибн Са’удом (242). В ответе наркоминделу К. Хакимов высказывался в том плане, что установление таковых с ‘Абд ал-‘Азизом Аль Са’удом он находит «вполне своевременным» (243).

Реакция Г. Чичерина на соображения К. Хакимова последовала незамедлительно. 5 января 1925 г., в день взятия Джидды в осаду войском Ибн Са’уда, наркоминдел телеграфировал К. Хакимову, что он должен «подготовить почву для установления с ним [Ибн Са’удом] дружественных отношений».