– Это все, что ты смогла придумать? Найти Рамеша? Да его пять лет в глаза никто не видел, а я должна вот просто взять и найти его? Ага, сейчас. А потом я просто возьму и найду пять
– Скормила его собакам? – Салони весело заулыбалась. – Еще я слышала, что ты не убивала Рамеша, а просто высосала из него жизненную силу, и теперь он тот самый дряхлый старикашка, который живет в соседней деревне и кормит голубей изо рта.
Гита даже не улыбнулась:
– Я задала вопрос.
– Гита, ты даже ящерицу убить не можешь. Только распоследнему дебилу может прийти в голову, что ты способна убить человека. – Салони выпрямилась. – Впрочем, сегодня выяснилось, что все-таки способна…
– Тогда откуда взялись все эти слухи про Рамеша?
Салони пожала плечами:
– Деревушка-то у нас маленькая, и не у каждого есть телик, а людям нужно как-то развлекаться.
– Значит, люди на самом деле не думают, что я убила Рамеша?
– О, еще как думают. Большинство считают тебя зловредной
– Тогда большое спасибо, что ты на моей стороне.
Веселости Салони как не бывало:
– То, что ты говоришь мне это сейчас с такой наивной физиономией, лишь доказывает, какой идиоткой ты всегда была, как ты ошибалась насчет Руни, Рамеша… насчет всего.
Хрупкое перемирие затрещало по швам. Гита велела себе не обращать внимания на слова Салони, но у нее вырвалось само собой:
– Сколько лет прошло, а ты все та же стерва, которая злилась на меня за то, что Рамеш достался мне, а не тебе!
– Ох боже мой, ты что, до сих пор думаешь, что мне нужен был
– А что, нет? Хватит притворяться, Салони. В ту самую минуту, когда я с ним обручилась, ты полностью вычеркнула меня из своей жизни.
– Это
– А мне почему ничего не сказала?
Салони иронично рассмеялась:
– Я сказала! Только тебе не хватило ума меня услышать. Господи, слышала бы ты со стороны эту свою бесконечную трескотню про него и ту дурацкую историю со сгоревшим
– Ты ужасно поступала со мной тысячу раз.
– Ты это заслужила. Потому что ты – предательница.
Лампочка наверху, под стропилами, замигала и погасла. Салони поставила на сиденье между ними фонарь на солнечных батареях.
– Это я-то предательница? – возмутилась Гита. – Когда Рамеш… изменился… когда он начал меня бить, где была
Салони села, расправив плечи и подняв подбородок, – Гита определила бы это как боевую стойку, даже если бы не знала эту женщину всю свою жизнь.
– Простить? А кто сказал, что мне нужно твое прощение? Я…
– Ты должна была вспомнить обо мне, Салони. У тебя были друзья, семья, муж. А у меня не было никого. Я была одна, совершенно одна. Была и осталась.
– Откуда мне было знать, что тебя это не устраивало? Кто мог об этом догадаться? Ты вела себя так, будто у тебя дела лучше всех на свете!
– Эй, ты меня с собой не перепутала?
– Как будто это возможно, – высокомерно фыркнула Салони.
– И то верно. Ты же в два раза шире.
Салони выглядела так, словно готова была лопнуть от ярости. Но вместо этого она величаво нацелила перст в ночную тьму:
– Убирайся из моего дома.
– Я не в твоем сраном доме. У тебя воспитания не хватило даже на то, чтобы пригласить меня войти.
Салони издала очередное фырканье, преисполненное глубокого отвращения:
– Какая же ты зануда! Всегда такой была. Иди уже отсюда.
– О, с удовольствием. – Гита не снимала сандалии, поэтому не пришлось тратить время – четыре шага, и она оказалась на земле.
Бандит залаял, встревоженный разговором на повышенных тонах.
– Ты что, притащила свою грязную шавку ко мне в дом? – взвизгнула Салони.
– Ой, заткнись. Моя собака чище твоих детей!
Салони, вскочив, уперла кулаки в обширные бедра и одарила Гиту слащавой улыбкой:
– Идеальная парочка – две редкостные суки!
– Дура. Это кобель.
– Ты почему еще здесь вообще?
– Жалко, что Карва-Чаутх бывает не каждый день, а то лишний пост помог бы тебе похудеть хоть чуть-чуть.