Гита, поперхнувшись, уставилась на Фарах. Та была готова – ответила злоехидной улыбкой и взглядом ясных, выжидающих и совершенно здоровых глаз, уже не окруженных синяками. А потом Фарах ей подмигнула, но настолько быстро, что Гита не смогла бы с уверенностью сказать, было ли это сделано намеренно. Она закашлялась, и Салони принялась колотить ее по спине, не остановившись даже после того, как Гита прекратила кашлять.
– Всё, хватит уже, – прохрипела Гита. – Можешь перестать меня бить!
– Да ничего, мне не сложно, – любезно заверила ее Салони.
После собрания Гита вскрыла все
Более всего Гите хотелось, чтобы к ней вернулся гнев. Гнев был топливом, которое ее подпитывало, пусть и недолго, пока его не побеждало бессильное отчаяние. Однако сейчас гнев не желал разгораться. Гита чувствовала полное опустошение, лишавшее ее возможности двигаться. Годы давили неподъемной массой, и самыми тяжелыми были те, что прошли в одиночестве. «Сделай же что-нибудь, – велела она себе, – хоть что-то полезное и осмысленное, а там, глядишь, одно потянется за другим».
В итоге она взяла и сожгла во дворе мусор, чтобы Бандит не залез в ведро и случайно не съел отравленные
– Бандит, ко мне! – позвала она.
Пес откликнулся мгновенно – затрусил к ней, покачивая хвостом, как венчиком из перьев для смахивания пыли. Гита пришла к выводу, что его кто-то уже обучал командам на английском. Неизвестно, как Бандита звали раньше, но он понимал слова «ко мне», «стоять», «сидеть» и «фу».
В доме она сняла наволочку с подушки, намотала тонкую ткань на предплечье и ткнула рукой в морду псу. Бандит отпрянул, но тотчас опять приблизился. Гита опять слегка ударила его по носу – он прижал лисьи уши, однако игривого настроя не растерял и, попытавшись встать ей на руку передними лапами, хотел лизнуть в лицо. Гита его оттолкнула и снова шлепнула по морде. На этот раз Бандит обиделся – отскочил и угрюмо побрел прочь, подметая пол поникшим хвостом.
– Бандит! Ко мне!
Когда он покорно вернулся, Гита снова его ударила. И даже охнуть не успела от удивления – собачьи челюсти крепко сжались на ее обмотанной наволочкой руке. Сквозь тонкую ткань она почувствовала острые зубы, но пес не собирался ее кусать – он хотел предупредить.
– Хороший мальчик! Это называется «взять», Бандит. Команда «взять». Понимаешь? Взять! – Гита оттолкнула пса и повторяла с ним упражнение, пока за окном не стемнело. В награду Бандит каждый раз получал печенье «Парл-Джи», а в качестве добавки Гита чесала ему пузо. Наконец она размотала порванную в лоскуты наволочку и бросила ее на пол в кухонном закутке, а сама отошла в другой угол комнаты, к своему рабочему столу.
– Взять! – велела она, указав на тряпку. – Бандит, взять!
Бандит двинулся к ней, неуверенно перебирая короткими лапами.
– Нет, Бандит! Туда. Видишь, куда я показываю?
Пес уже обнюхивал ее руку в ожидании печенья.
– Нет, облизать – это не «взять», Бандит. Перестань облизывать мою руку! Туда! Взять! Нет, награды не будет. Плохой мальчик. Очень плохой!
После еще нескольких неудачных попыток ей удалось направить пса к наволочке, лежавшей на полу. Бандит рванул к тряпке со всей яростью, прижав уши и рыча. Гита даже захлопала в ладоши, выражая свое одобрение. Хорошенько встряхнув тряпку один разок, пес нашел проем, влез в наволочку всей тушкой, покружился на месте, устраиваясь поудобнее в этой самодельной постельке, улегся и мгновенно заснул.
Глядя на него, уютно спеленавшего самого себя и довольного, хозяйка пробормотала:
– Мне конец.
13