– Ты еще забыл, что мы амбициозны, гениальны, эмпатичны, красивы, с отличным вкусом…
Итан хрюкает от смеха, и меня подмывает пнуть его в ответ, но я сдерживаюсь. Не хочу вступать в бой с братом, раз уж до конца второго сезона осталось всего семь минут. Было время, когда я воплощала в себе все лучшие качества Эбби (и, согласитесь, с любителями закатывать истерику скучно не бывает). Но сейчас, когда я плотно закутана в плед и напоминаю видом капкейк, – не уверена.
По крайней мере, письма из «Люшеса Брауна» прекратились. И сегодня утром Джиа прислала мне сообщение с текстом нашего разноса, также известного как «несуществующий-Пауэрпойнт-потому-что-мы-так-его-и-не-собрали». И что мне с ним делать: распечатать и отправить Абелю Пирсу с его приспешниками? Организовать с ними видеозвонок и зачитать им текст вслух? Ага, конечно. В общем, когда Ариэль приедет домой, я обращусь к ней за экспертным мнением. Поверить не могу, что через пару дней обе мои лучшие подруги будут здесь. Слава богу.
– О, начинается.
Я выныриваю из мрачных мыслей о театре и обнаруживаю, что Эбби Клирвотер стоит посреди зала – единственная женщина в окружении мужчин в скучных черных костюмах. В небоскребах на фоне кадра вспыхивает и гаснет свет. Итан потирает руки, и оба мы подаемся вперед. Это моя
– Вот крутышка, – бормочет Итан, и партнеры с ним соглашаются.
Они благодарят Эбби за проделанную работу и, прежде чем покинуть зал, устраивают Генри вежливую, но ощутимую выволочку. В комнате остаются лишь Генри и Эбби – наконец-то наедине (впрочем, их видит весь офис – стены-то стеклянные). Разругаются ли они? Набросятся ли друг на друга с поцелуями? С этими сериалами не угадаешь. Но Клирвотер просто открывает дверь и уходит к себе в кабинет. Она даже не оглядывается на Генри, и камера берет крупный план на его виноватое лицо. Эбби не интересуют его оправдания. Она предъявила улики, и этого вполне достаточно. Теперь пусть он сам разбирается.
Я выпрямляюсь. Кажется, Итан в кои-то веки прав. Может, мы с Эбби
– Эй, – говорит Итан, – все норм?
Но мне не до него. Я нахожу среди диванных подушек телефон – под аватарами Ариэль и Джиа горят зеленые точки.
«Пауэрпойнт» отменяется,
пишу я. Я знаю, что делать.Волоча за собой плед, я поднимаюсь по лестнице к себе в комнату, которая, увы, сама себя не прибрала. По всему полу валяются миски из-под мороженого и использованные салфетки, письменный стол усыпан засохшими листьями, потому что о растениях я забочусь плохо и давно не поливала свой сциндапсус. Я заглядываю под кровать, за комод, в темные уголки гардероба.
– Ага!
Ноутбук находится во внутреннем отсеке рюкзака, который я злобно швырнула в угол, вернувшись из лагеря. Я смахиваю с него пыль и устраиваюсь за письменным столом, что стоит у окна. Дети снова играют в тупике. Если напрячься, я могу представить там и себя – девочку с французскими косичками, которая едет на самокате с кисточками и распевает песни. Я открываю электронную почту, пальцы дрожат над клавиатурой. Я знаю, что должна это сделать. Ради Эбби Клирвотер. Ради Ариэль и Джиа. Ради десятилетней Эверет. Ради Эверет, которой я хочу быть. И начинаю печатать.
Совету директоров Колледжа театрального искусства имени Люшеса Брауна:
Знаю, вы давно ждете от меня ответа, поэтому, пожалуй, еще раз представлюсь. Меня зовут Эверет Хоанг. Напомню, где вы слышали мое имя: девушка, с криками покинувшая репетицию неделю назад, – это я. Не могу назвать тот момент образцом достойного поведения – не стоило мне посылать всех нахер, и за это я приношу извинения.
Но за собственную злость я извиняться не буду. Я была в восторге, когда приехала в Огайо. Представьте ситуацию: Барбра Стрейзанд предложила вам выступить у нее на разогреве в Карнеги-холле – примерно в таком же восторге. Все, чего мне хотелось, – это чему-то научиться и выступить на одной сцене с талантливейшими актерами Америки, c теми, что однажды превратятся в моих коллег по Бродвею. Я была готова на все ради того, чтобы стать прекрасной актрисой, и сейчас я понимаю, что это рвение, видимо, затмило мой здравый смысл.
Со временем я поняла, что в Колледже театрального искусства имени Люшеса Брауна – и под этим я подразумеваю руководство, помощников режиссера, актеров, сценарий, костюмы и непосредственно вас самих – пестуется атмосфера расизма и враждебности. Да, натурального, блин, расизма. Позвольте перечислить, в чем именно: