Королевы Нью-Йорка

Они действительно трусы. То, что случилось этим летом с Эверет, – ужасно. И такое, наверное, происходит всюду. Я наклоняюсь вперед, живот упирается в затылок Эверет. Такое точно происходит всюду.

– Эй, – восклицает Эверет.

– Т-с-с, – говорю я. – У меня есть идея.

Эверет сгребает косички и садится лицом ко мне и Джиа.

– Поздновато для презентации в «Пауэрпойнте».

– Есть идея получше, – объясняю я. – Просто выслушайте меня. Мы снимем видео для «Тиктока». Эв, у тебя уже есть там аккаунт, и это супер. Ты расскажешь о том, что случилось в «Люшесе Брауне», покажем твое письмо, а потом, не знаю, добавим какой-то призыв. Можем сделать видео язвительным, но по делу, скорее о театре в целом, чем о «Люшесе Брауне». Так ты сможешь проиллюстрировать реальную проблему системного толка.

Эверет морщится.

– «Тикток»?

– Да ладно тебе, Эв, это же гениально, – говорит Джиа. – Будешь бороться с системой. – Она переводит взгляд на нависающую над нами Унисферу, смотрит куда-то вдаль, и глаза у нее блестят. – Запостим видео, подождем пару часов, а потом бам! Ты завирусишься.

– У кого-то из нас видео хоть раз залетали в реки? – с сомнением спрашивает Эверет.

– М-м, ни у кого, – признаю я.

Джиа опирается на собственные колени.

– Будет прикольно. Устроим им катарсис.

Наша любимая театралка пару минут разглядывает нас, ковыряя траву.

– Ладно, давайте, – соглашается она.

Джиа хлопает по коленям, и крошки снова разлетаются в стороны. Мы приступаем к работе. Мы с Эверет продумываем сценарий, пока Джиа разбирается с вопросами насчет видеосъемки. Потеряв надежду на пластиковый нож, я просто отламываю себе кусок багета. Воздушный и свежий, с ложкой трюфельного масла, он просто тает во рту. Уничтожив весь хлеб и наевшись печеньем, мы восхищаемся работой друг друга. Перед тем как мы начинаем съемку, Эверет с чувством зачитывает монолог. Джиа расправляет клетчатую подстилку и встает на колени, телефон – в ее крепких руках. Я веду отсчет: три, два, один. Когда Эверет заканчивает, я добавляю в видео ее письмо и редактирую склейку. И когда небо становится огненно-рыжим, а среди облаков уже проглядывает луна, я наконец могу нажать «Отправить».

– Готова? – спрашиваю я.

– Я не хочу ждать реакций, – стонет Эверет. – Просто выложи его и разлогинь меня оттуда.

– Но что, если пойдут комменты? – возмущается Джиа. – Или куча лайков?

– Мне плевать.

– Но…

– Да отправь ты его уже! – не выдерживает Эверет.

Парочка скейтеров в шапках и мешковатых штанах с интересом оглядываются на нас. Я нажимаю «Отправить». Эверет пищит и ныряет лицом в подстилку. Джиа накрывает глаза ладонью. Я закрываю «Тикток» и кладу телефон экраном вниз.

– В общем, если мы не хотим проверять реакции, надо на что-то отвлечься. – Я отскребаю Эверет от подстилки. – Что дальше?

41 Эверет

В «Косой кошке» битком, потому что сегодня – последнее кабаре сезона. Расфуфыренные старушки с Манхэттена тянут мужей на танцпол, студенты за угловыми столиками обсуждают, как провели летние каникулы. Мы элегантно опаздываем к началу, поскольку были заняты уничтожением еды у меня дома. Джиа заказывает «Ширли Темпл» и натягивает пониже рукава сногсшибательного сиреневого платья, которое откопала где-то в недрах своего шкафа.

– А ну-ка, девчонки! – Я чокаюсь стаканом с содовой с ее «Ширли Темпл». – За встречу.

– И за бизнес-сделки, – добавляет Джиа.

– И за свержение негодяев, – вставляет Ариэль, салютуя своим лимонадом.

Кабаре стартует в десять, но танцы уже начались. Мисти Кулидж (моя любимая артистка в «Косой кошке») в платье-чарльстон, с багровой помадой на губах, томно напевает «Транжиру»[75], нежно обхватив серебряный микрофон. Братья Джонс – труба и саксофон – заводят толпу своими импровизациями. Несмотря на то что на танцполе сейчас только разведенки, что покачиваются на месте со своими «мохито» в руках, я вытаскиваю подружек в центр деревянной платформы. Мы кружимся, пока не начинаем врезаться друг в друга. Джиа великолепно изображает соло на саксофоне, а мы с Ариэль, сцепившись руками, отплясываем карикатурный чарльстон. Я взмокла, меня переполняют удовольствие и радость и совершенно не заботят ни «Тикток», ни театр, ни мои подмышки, которые стопроцентно уже можно выжимать.

Когда до десяти вечера остается пять минут, пианист, продемонстрировав планшет с листом бумаги и стакан с шариковыми ручками, сообщает в микрофон:

– Смельчаки и мечтающие о Бродвее – пришло ваше время.

И, положив планшет на сцену рядом с микрофоном, пританцовывая возвращается к своему пианино.

Я подхожу к бильярдному столу и залпом выдуваю стакан воды (оказывается, можно реально выдохнуться, пятьдесят раз подряд станцевав «квадрат»). И тут Ариэль тычет меня кием в бок.

– Гм, кажется, они не для этого предназначены, – говорю я.

Ариэль взмахивает кием, будто это волшебная палочка, а не чрезвычайно опасный предмет, вполне способный лишить меня глаза.

– Чего ты ждешь? Впиши свое имя в список.