Дядя вскинул брови в ожидании, когда мы сойдемся на одной версии событий.
Кеннеди вздохнула.
– После работы мы зашли на вечеринку к однокласснику. Только, пожалуйста, ничего не говори маме.
– Это была моя идея, – добавила я. – Я уговорила Кеннеди пойти со мной. Я никогда раньше не ходила на вечеринки и подумала, что там будет весело. И да, это было весело. Очень. Но мне почему-то кажется, что все происходит во сне, поэтому…
Дядя закашлялся, и я шагнула вперед.
– С тобой все в порядке?
Он лишь отмахнулся.
– Вы обе должны вести себя осмотрительнее. Я знаю, подростки пьют алкоголь. Я не идиот. Конечно, мне хочется, чтобы вы этого не делали, но если все же захотите выпить, то после каждого стакана спиртного пейте воду. Надеюсь, что я больше не увижу вас в таком состоянии. Понятно?
– Прости, – извинилась я, но меня больше тревожил его кашель, чем лекция об употреблении алкоголя. Я очень надеялась, что мне все это на самом деле только снилось, потому что его простуда только ухудшилась. Я уже начала бояться, как бы у него не было гриппа или чего-то в этом духе.
– Мне не нужны извинения. Я хочу, чтобы вы пообещали, что будете заботиться друг о друге. И больше не станете так напиваться.
– Обещаю, что буду лучше присматривать за ней, – согласилась Кеннеди.
– Я тоже, – поддержала я, хотя и с большой неохотой – ведь мне так понравился пунш. – Теперь у меня и руки отяжелели.
Кеннеди засмеялась, а дядя процедил:
– Ступайте к себе в комнату.
Я никогда еще не слышала, чтобы дядя говорил таким строгим голосом. Ему не стоило повторять дважды. Мы обе выбежали из кухни.
Как только дверь за нами закрылась, я облегченно вздохнула.
– Пронесло!
– Пронесло? Бруклин, нас застукали! – Кеннеди рухнула на мою кровать.
– Но он не рассердился. И потом, все это просто дурной сон.
Бруклин покачала головой.
– Так значит, то, что вы с Феликсом сегодня едва не поцеловались, было лишь дурным сном?
– Нет, это было хорошим сном. – Я легла рядом. – Но я не знаю, собирался ли он в самом деле целовать меня. Мне просто показалось, что он хочет это сделать.
Между нами повисла неловкая пауза. Я уже начала клевать носом, когда Кеннеди снова заговорила.
– Он тебе нравится?
– Кто?
– Феликс. – Я едва расслышала ее шепот.
– Он добр ко мне. Понимает, как это, когда в школе с тобой не хотят общаться. Рядом с ним я не чувствую себя невидимкой.
– Да. – После еще одной напряженной паузы она добавила: – Это он умеет.
Мои веки стали совсем тяжелыми.
– Так вот почему ты вечно к нему придираешься? Кеннеди не ответила. Я повернулась к ней и увидела, что она лежала с закрытыми глазами. Вероятно, ее веки были такими же тяжелыми, как и мои.
В дверь постучали.
– Малышка, как у тебя дела? – спросил дядя.
– Плохо.
– Я могу войти?
– Угу. – Я закрыла крышку унитаза и оперлась на нее рукой.
Стоит отдать дяде должное: на лице у него не отразилось отвращение. И расстроенным он тоже не выглядел. Дядя сел рядом со мной на пол и прислонился спиной к шкафчику под раковиной.
– Не хочешь рассказать, почему ты вчера так сильно напилась?
– Я думала, это обычный пунш. Честное слово, я не знала! Какое-то время было так здорово. Понимаешь?
Он кивнул и сделал это с таким видом, что мне тут же захотелось рассказать ему обо всем на свете. Ведь я увидела, что он выслушает меня и поймет.
– Сердце перестало болеть. – Я положила голову на вытянутую руку. – Все во мне как будто оцепенело. И мне было так хорошо.
– В оцепенении нет ничего хорошего. И жить в таком состоянии нельзя.
Я закрыла глаза и почувствовала, что по моей щеке скатилась слезинка.
– Но я так по ней скучаю.
– Я тоже, малышка.
Теперь я уже не сдерживала слезы.
– Знаешь, ты очень похожа на свою маму. Я сам много раз заставал ее точно в таком же состоянии. Здесь, в этой квартире.
Может, именно поэтому мне так понравился пунш? Может, моя мама была тайной алкоголичкой?! Это бы объяснило полное отсутствие спиртного у нас дома.
– Впрочем, выпившей я видел ее всего однажды, – добавил дядя, словно прочитав мои мысли. – В большинстве случаев ее тошнило по утрам, когда она была беременна тобой.
– Так она жила здесь во время беременности?
Он кивнул.
– В твоей комнате. В свой город она вернулась, когда наступил третий триместр.
А я думала, что мама жила сама. Ну, то есть только со мной. Что мы с ней были вдвоем против всего мира.
Но, с другой стороны, дядя ведь тоже являлся членом нашей семьи.
Услышав, что мама жила в этой квартире, я остро ощутила свою близость к ней. Она сидела там же, где и я, развалившись на полу этой же самой ванной. Подумав об этом, я перестала плакать.
– Почему вы с ней так редко виделись, когда я была маленькой?
– Она ненавидела Нью-Йорк. А у меня не получалось выкроить свободное время из-за работы.
– Но почему она его так ненавидела?
– Потому что здесь жил твой отец.