Короли городских окраин

Единственный, кому могла бы она доверить тайну, – любимый дедушка. Тот с самого детства не ругал свою Олюшку за проделки. После гибели в автокатастрофе сына и жены единственным светлым пятном в его стариковской серой жизни осталась внучка. И на нее он направил всю свою нерастраченную любовь. Водил в детский сад, на детские спектакли, варил по утрам кашу и с веселыми рассказами отправлял девчонке в рот ложку за ложкой. На любые шалости хмурил брови, но тут же опускался перед маленькой внучкой на колени, так, чтобы видела она его добрые глаза. И медленно, вдумчиво объяснял, что она сделала не так и как теперь можно исправить ситуацию.

Поэтому и росла Оля, удивляя воспитателей и учителей своим сильными и при этом всегда справедливыми рассуждениями. С самого младенчества привил ей дедушка любовь к людям и способность понимать, какие внутренние их метания выливаются в некрасивые поступки. Олю в школе ценили и любили именно за это умение – увидеть в человеке хорошую, светлую сторону.

Малыши, инстинктивно чувствуя тепло, идущее от девушки, так и жались к ней на переменах и во время игр.

Все старшие классы Оля совмещала учебу с общественной нагрузкой – вожатая у октябрят, ведущая на праздниках, да и просто заводила и судья в любой школьной затее. Искупавшись в искренней любви в детстве, охотно дарила она ее сейчас другим. А столкнувшись с темной стороной человеческой природы, никак не могла осудить или нажаловаться взрослым.

Вот и сейчас металась она, не в силах принять верное решение. Как ей поступить, чтобы сохранить правду и помочь всем участникам этой скандальной истории?

Но ведь если она сохранит Светкин секретик, то хулиганы, которые отняли продукты и избили Колю, избегут наказания. А Пожарский останется с клеймом вора и драчуна. Рассказать – плохо Свете, промолчать – сделать плохо для Николая.

Ужин, уроки, отчет матери о делах в школе, чтение перед сном – привычные дела текли как во сне, у Оли никак не получалось забыть о мучительном выборе хоть на минуту.

Глава 8

Предмет ее тягостных размышлений весь вечер провел с друзьями-беспризорниками в разрушенной пятиэтажке. Заботливый Андрюшка промыл Кольке ссадины, сбегал в аптеку и щедро залил Колькину голову зеленкой. У того ныло все тело, было зябко в вечерней свежести, но он упрямо выжидал время, чтобы, придя домой, незаметно прошмыгнуть в свою кровать и скрыть от родителей следы побоев. Было бы хорошо остаться в заброшке, но его не было дома уже сутки, и родители могут всполошиться, пойти по соседям, а то и в школу. Вот тогда скандала не избежать.

Санька крутился здесь же, жался к костру.

– Наташка у нас сидит, мамка твоя куда-то срочно убежала. Даже и врать не пришлось, что ты у одноклассника в гостях. – Он с сочувствием кивнул на распухшую шишку. – Двое на одного исподтишка! Ну совсем никаких законов не соблюдают! Был бы я там, я бы им показал, как драться по правилам!

– Так им девчонка помешала какая-то. Что она на пустыре делала? В куклы играла? – Анчутка проспал начало истории. Куриный бульон и лекарства пошли ему на пользу, к парню потихоньку возвращалось природное озорство.

– Нет, это из школы там одна. Гладкова, – слова давались Кольке с трудом, от каждого движения в голове растекалась тяжелая, будто сделанная из железа, волна боли. – На поруки меня взяла, чтобы из школы не отчислили.

– Тебя из школы отчисляют? – ахнул Санька.

– Хотели, да под ее шефство отдали, до первого замечания. – От боли Колька прикрыл глаза и оперся на кирпичную стену. Невзгоды так и валились на него каждый день, а вот сил сопротивляться им было все меньше и меньше.

– Во дела… – протянул приятель.

Их раздирало любопытство: как эта Гладкова оказалась на пустыре, кто именно кого и куда ударил, в какую сторону позорно ретировались противники и что произошло с Гладковой дальше? Но друзья молчали, настороженно поглядывая на бледного Кольку с черными кругами под глазами.

Снаружи раздалось жалобное:

– Ребята! Эй! Яша! Андрей!

Все насторожились. Про тайное укрытие в разбитом доме посторонние не знали, а с улицы заметить их было невозможно: обзор закрывали обломки стен, бывших когда-то частью многоквартирного дома.

Протяжный слабый крик повторился, голос показался Кольке знакомым. Санька тоже успел узнать кричавшего.

– Это же Альберт. – Он тихонько проскользнул к наполовину заваленному проходу и мелодично свистнул: – Альберт, ты?

– Я, я. Как пройти-то? Не вижу ничего, темно!

– Иди по кирпичной дорожке на мой голос. – Санька привстал на цыпочки и замахал рукой.

Альберт протиснулся в узкий проход, и через минуту его вытянутая голова уже просунулась между дверными откосами, которые чудом сохранились в пустоте обвалившихся стен.

– Привет! А я во дворе вас поискал, у Светки спросил, она сказала, что вы второй день здесь собираетесь. Кое-как нашел, с дороги-то не видно, что у вас тут костер, постели вон тоже.