– Да вы не понимаете, – разозлился Альберт на грубых деревенских дикарей. – Он ужасный человек! Кричит на маму, на бабушку, на меня каждый день. Считает себя царем! Он и на фронте не был – откупился через врачей, чтобы его не мобилизовали. И всю войну снабжением занимался, у него теперь такие связи, что можно совсем не работать. И все мало, мало, столько украл, что можно всю Москву накормить! И хочет, чтобы я таким же стал, как он! Ненавижу его! Ненавижу!
Но ребята молчали. Анчутка своего отца не помнил: тот погиб еще до его рождения, утонул в реке. У Пельменя теплились смутные воспоминания о болезненной худой фигуре на печке, которой измученная мать старалась отдавать лучший кусок их скудного пропитания. Отец все-таки умер, несмотря на ее старания. Последнее, что он помнил про него, – это удивление. Высокого и жилистого отца болезнь высушила, словно отгрызла полтела. Поэтому подросший Андрюшка, помогая матери уложить тело в гроб со свежим сосновым запахом, удивился, что он, пацаненок, может легко удержать на руках взрослого человека.
Санька Приходько про отца старался не думать. Хоть и пришла Анне Филипповне похоронка по запросу через адресное бюро, но он до сих пор надеялся, что это ошибка и отец скоро вернется и разыщет сына.
Колька в этот момент вспоминал об отцовском потухшем взгляде, когда тот сидит и смотрит в окно. Парню хотелось отдать всего себя, лишь бы отец закричал на него или отругал, только бы в глазах Игоря Пантелеевича снова затеплилась жизнь и он перестал походить на ожившего мертвеца.
– Ребята, я хочу наказать его! Проучить! Ведь отец недавно купил автомобиль. И знаете откуда деньги взял? Я подслушал: он матери рассказал. Продукты, которые должны были получать инвалиды войны, он забрал себе и перепродал. Он вор и спекулянт! Давайте все из квартиры заберем! Родители с бабушками скоро уедут на дачу, и дома не будет никого! Он лопнет от злости, когда увидит. Продукты раздадим обратно инвалидам! Поможете? – Альберт сжимал и разжимал худые пальцы, представляя лицо отца, когда тот увидит пустую разоренную квартиру.
Ребята переглянулись и разом посмотрели на Кольку. Хоть он никогда и не посвящал их в подробности своих ходок с бандой Черепа, но и Санька, и приятели-беспризорники понимали, откуда в их тайнике берутся мешки с продуктами. Анчутка с Пельменем давно обсуждали между собой, что было бы неплохо познакомиться с остальными бандитами и уже не перебиваться фокусами с украденными женскими сумочками и прочей мелочью.
Николай под их взглядами неохотно кивнул, не хотелось ему объяснять, почему он так резко решил завязать с криминалом.
– Я подумаю. Идти пора, – махнул он Саньке, с трудом поднялся и пошел к выходу.
За ним потянулись Судорогин и Приходько. А приятели Яшка и Анчутка принялись сооружать костер побольше, чтобы не замерзнуть под утро.
Во дворе Кольку сзади что-то больно стукнуло по ноге, он обернулся – пустота.
– А ну-ка, ребята, подсадите инвалида, а то сыростью от земли потянуло, – проскрипел неприятный голос. Мальчишки опустили глаза: перед ними на тележке-каталке застыла половина человека, инвалид с короткими обрубками вместо ног.
Санька с Николаем протянули руки, Танкист ловко оперся культями ног и плюхнулся на лавочку. В нос ударил резкий запах немытого тела.
Подходя к подъезду, Санька зашептал:
– Видал? И медали на груди.
Но друг в ответ лишь слабо отмахнулся. Словно червь, точила его внутри одна и та же мысль: как ему избавиться от прошлой жизни, вырвать испачканные страницы и выбросить их в мусорное ведро? Чтобы и следа не осталось?
Оля во сне выступала перед собранием пионерской дружины школы. Говорила, спорила яростно и горячо, а сама с удивлением всматривалась в лица пионервожатой и других ребят. Были они целлулоидными, кукольными, с одинаковыми равнодушными глазами.
Светке приснилось, что она полезла проверять свой секретик, но нашла лишь пустую ямку. От этого она беспокойно завозилась и застонала во сне. Тетка Анна спросонья ругнулась, погладила ее по белесым прядкам и укрыла сброшенным на пол одеялом.
Анчутке приснилась деревня. Будто встретились они с Пельменем ранним утром в конце проулка, у штакетника косоглазой Сычихи, и идут к реке, с упоением загребая босыми ногами мягкую, еще прохладную пыль проселочной дороги. С удовольствием он во сне сворачивал к реке и оставшееся до реки расстояние шел по высокой росистой траве: ледяной, будоражащей, сгоняющей последние остатки сна. А потом пристально следил за прыгучим поплавком, слушал тишину раннего утра, обволакивающую и его, и Андрюшку, и всю реку ватным покровом.
Пельмень во сне радостно смеялся, потому что вдруг смог увидеть отца – живого и здорового, образ которого успел стереться из короткой детской памяти. И во сне он ликовал от того, какой высокий и крепкий у него папка. С серыми, как небо перед рассветом, глазами, широкой окладистой бородой, душистой от табака. А он, Андрюшка, был маленький и легко умещался у отца на теплых больших руках.