Короли Лероса

– Преступник высказывается в пользу преступника! Кто пригласил сюда предводителя человеческого отребья Санирада?! Да его самого судить нужно! – послышались одинокие выкрики из толпы собравшихся.

Губы Тулавра исказила презрительная усмешка. В больших карих глазах молнией сверкнуло негодование, и отверженный катеон вкрадчиво произнес:

– Вот он я – стою перед вами, мои безгрешные судьи! Покарайте меня за то, что поддерживаю павших духом бродяг! Кто из вас лично, посмотрев мне в глаза, обвинит меня в каком-либо преступлении?! Вы, господин Кинтан, безжалостный ростовщик, мнящий себя именитым деятелем финансовой сферы?! Сколько покалеченных должников на вашей совести?! Сколько несчастных покончили с собой, лишь бы отвести гнев ваших подручных от своих семей? Или, может быть, вы, уважаемый Даррес?! Ежедневно несколько рабов погибают от плетей надсмотрщиков на гребных судах, принадлежащих вам! Или вы, глава городского сообщества нравов, громилы которого получают мзду с проституток? Вам мало? Вы, уважаемый катеон Отав! Да-да, именно вы! Я не обвиняю вас в каких-либо неугодных богам деяниях, но… Елей, льющийся с ваших уст, призывает прихожан к смирению и терпимости, в то время как крысы наместника растаскивают королевство по частям! В то время, когда обнищавшее население вынуждено либо подыхать с голода, либо вставать на преступный путь, дабы прокормить свои семьи! Я ничего не имею лично против катеона Отава, которому пелена благочестия застилает глаза. Я говорю о ренегатах Итрана, бесчестных и преступных торговцах верой! – Тулавр перевел дыхание и строгим взглядом обвел Судный зал. – Я повторяю свой вопрос: кто из вас уверен в том, что сможет обвинить меня?! Никто?! Уверяю вас, в своем молчании вы, как это ни странно, доказываете правоту моих слов! Потому что при вашем молчаливом согласии процветает правление жестокого узурпатора! А теперь поговорим о Диборе Торноле… Молодой и неразумный! Молодость так часто бывает безжалостна. Столько соблазнов искажает ее восприятие окружающего мира! Лишь с годами к нам приходит осознание того, что мы сделали… Что могли бы сделать, будь мы чуть смелее, мудрее и тверже в своих намерениях.

Я считаю, что Дибор Торнол виновен в тяжких деяниях! Уверен, что сейчас его снедает такая душевная боль, что ни казнь, ни заточение не сравнятся с ней. И… Я не знаю, как нам поступить в сложившейся ситуации… Остается лишь одно – обратиться за помощью к богам! Ведь именно ради этого все мы и собрались в Судном зале!

В помещении нарастал одобрительный гул. Изгнанник-катеон добился единства собравшихся.

– Великий суд Четверых! Пусть боги дадут нам священный совет! – неслось отовсюду.

Диамон взглянул на Отава – тот кивнул ему и поднял руки, призывая судей к молчанию. Когда гул стих, катеон торжественно произнес:

– Сегодня мы, так и не придя к единогласному решению относительно дальнейшей участи Дибора Торнола, обращаемся за советом к Четверым. Для непосвященных, – Отав указал на чашу посреди священного бассейна, – в этой чаше – масло, которое источает великое древо Четверых, что одиноко стоит на священной горе Эйра, близ города Итрана. В народе его называют слезами богов. Оно не имеет горючих свойств, но в час Великого суда вспыхивает, словно сухой хворост. Если после загорания пламя тотчас угаснет – преступнику уготована смерть. Если же огонь наберет силу и будет продолжать гореть – обвиняемый должен жить, и кару ему определяют люди.

Отав снял сандалии и обернулся к подручному в тоге катеона младшего сословия, дабы принять от него приготовленный заранее факел. Затем катеон осторожно вступил в воды священного Ока Богов и медленно подошел к чаше. Коротко помолившись, Отав поднес огонь к содержимому сосуда богов. Робкие прозрачно-голубые языки пламени, словно рябь, пробежали по поверхности масла. Катеон сделал пару шагов назад и замер в ожидании.

Через пару мгновений пламя в чаше воспылало подобно большому костру.

– Прощение… Жизнь… – пронесся шепот по Судному залу.

По щеке Дибора Торнола сбежала одинокая слеза…

Между тем священное пламя взревело. Огромные языки поменяли свои оттенки на оранжево-красные и вознеслись к потолку помещения. Отав в изумлении созерцал это чудо, запрокинув вверх плешивую голову. В толпе раздавались приглушенные вздохи благоговения. Священный огонь постепенно приобретал кроваво-красный цвет, пламя изрыгало ослепительные снопы искр. Бездымный ранее, огонь начал чадить…

Собравшиеся невольно подались на несколько шагов назад, опасаясь разбушевавшейся «воли богов». Тулавр прищурил глаза и сосредоточенно всматривался в темные клубы дыма под сводом зала. Перемещаясь и переплетаясь, они, словно огромные черные змеи, рисовали в воздухе очертания древнего города, в центре которого глянцево засиял иссиня-черный замок, пронзающий небеса шпилями своих башен. При одном взгляде на эту устрашающую картину у обывателей замирали сердца – потусторонним холодом веяло от этого зрелища.

– Что это, во имя Четверых?! – воскликнул кто-то.

– Архон, – мрачным эхом перекрыл рев огня Тулавр.