— Смирится! Куда им деваться? Конечно, может быть война. И кому-то в ней будет крышка. Но за нами — наши дела, наша жизнь, и отходить некуда. — Он залпом выпил кружку пива. — Мы знали, на что идем.
Якуб успокоился: Мазоня влиял на него положительно своей агрессивностью. Эмоциональное воздействие босса было общеизвестно: умел он дать по нервам, стряхнуть парализующие страхи.
— Как будем действовать? Или сразу оборвем, или потянем… Нам следует разработать тактику.
— Гибкую тактику, — дополнил Якуб.
Мазоня посмотрел на него ласково: он и сам надеялся на ум очкарика — многое проворачивали удачно. Если они толково провернут и это, тогда все, власть их в городе не ограничена. И не только в городе. Тогда он сам даст под дых тому же Сердюку: скурвился, падла, точно скурвился…
Якуб изложил свои мысли по поводу гонца. Он считал, что, если вести себя неглупо, все образуется само собой.
— Я тоже думаю так. Нет ничего страшного, — подтвердил Мазоня.
Неожиданно резкий удар в занавешенное окно; кирпичный обломок вдребезги разбил огромное стекло и, ударившись в штору, свалился на пол. Кое-кто из работников кафе бросились на улицу. Подростки. Мазоня так и знал, что подростки…
Он почесал затылок.
— Все начинается с обломка кирпича. Мы стали миндальничать.
Федор Скирда напомнил о крестах.
— Твари, рехнувшиеся на сексе.
63
В газетах словно сговорились. Одна за одной выбрасывались статьи, то о коррупции в милиции, то о связях работников правоохранительных органов с мафиозными структурами.
Подполковник Митрофанов позвонил Мазоне.
— Надо встретиться, — коротко сказал он.
Мазоня быстро оделся и выехал к набережной недалеко от ресторана «Русь». Там его и ждал Митрофанов. Он был в гражданской одежде, неторопливо прогуливаясь вдоль Волги с посеревшим и замусоренным льдом. Они давно не встречались с глазу на глаз и потому радушно пожали руки.
— Вот так, — небрежно повел плечом Митрофанов. — Всему приходит конец. Видимо, ухожу из органов МВД.
— Наступили на хвост, — простодушно заметил Мазоня.
— Карьера наша ишачья, — усмехнулся подполковник и с надеждой взглянул на Мазоню. — Все это неугомонный Кротов, начальник областного управления. На днях вызывает к себе: ты, Митрофанов, не юли, скажи честно, сколько тебе дарит мафия «кусков»? А потом заявил: мы все знаем. Рыть милиции могилу не будем, так что уходи сам, подобру-поздорову, как порядочный человек. Не уйдешь — пеняй на себя. Тогда компромат.
— Твой начальник — оригинал… Уверен, что у него есть компромат?
— С теперешней жизнью нарыть его просто. Разве кого-то хоть когда-нибудь волновала истина?
— Ты прав. — Мазоня пожевал губами и задумался: честно говоря, уход из милиции Митрофанова его не радовал, но если ситуация сложилась неприятная, куда денешься… Уйти придется.
— Кротов — выскочка, — обидчиво заметил Митрофанов. — Он еще пожалеет о своих словах. У самого поросячье рыло в пуху!
Мазоня пытался сосредоточиться.
Митрофанов вдруг остыл, как-то осунулся лицом: во многом его ждала неизвестность…
— Вот я сейчас прикидываю: куда?
— Как куда? — удивился и огорчился Мазоня. — К нам! Мы, Костя, такими, как ты, не разбрасываемся. И пусть твой мент заткнется.
— Так куда?
— Пойдешь заместителем директора рынка. Как раз освободилась площадка. Я знаю, что это по тебе.
Митрофанов оживился: он, собственно, только на Мазоню и надеялся…
Так случилось, что в свои последние дни службы в милиции подполковник Митрофанов снова встретился с Сиксотом. Не то притупился страх, не то жизнь на Кубани оказалась несносной, но Сиксота потянуло домой, и вскоре он объявился на знакомых волжских берегах.
О том, что барсуковская группировка приговорила его к смерти, Сиксот мог лишь догадываться.
Его взяли в старой малине, у Машки. Побледневший Сиксот не сопротивлялся: все было ясно, капкан захлопнулся. Барсуковцы отвезли его на тайную хату, где и допрашивали. Сиксот клялся матерью, что чист перед ними совершенно и только «по дурке» занесло его тогда в кафе «Бриллиант». Барсуковцы скалились:
— Дурку, Сиксот, на грешной земле оставишь, сам же вознесешься на небо, чтобы не делать больше этих глупостей.
В милиции о Сиксоте узнали от Машки. Как ни мучилась, но пришла. Барсуковцев быстро вычислили. Оперативная группа ворвалась в старый дом-развалюху на глухой окраине города. Налет был настолько непредвиденный, что барсуковские боевики даже дверь толком не заперли, уверенные, что в такую гнусную ночь не то что милиция — дрянная собака не забежит. В доме резались в карты и пили, в то время как Сиксот с кляпом во рту лежал на полу, связанный ремнями. Возможно, ждали самого Барсука.
Пока оперативники с автоматами, повернув лицом к стене, обыскивали арестованных барсуков, счастливчика Сиксота развязали и вынули изо рта тряпку. Боевиков увели в милицейскую машину, Сиксот оставался в доме. Митрофанов улыбчиво оглядывал смертника.
— Ты небось нас ментами зовешь, в душе презираешь, а мы тебя, братец, второй раз от смерти спасаем.
Сиксот дрожал: костлявая шея, торчащие, как у собаки, длинные уши.
— Возьмите в милицию… Пригожусь…