— Ольва… если что… если ты вдруг опять чего-то недослышала или не поняла. Поединок с Сауроном — большая честь. Мало кто удостоен боя с ним один на один. Фириэль отдала свою жизнь не только за красивый нос, но и за нечто более великое — это светлая капля в общей войне с Темнейшим. Важно было, чтобы воин, сразившийся с Гортхауром, остался жить. Да, это оказался я. И да, моя признательность ей… и тебе за такую возможность — невероятно велика. Я даже почти примирился с тобой, но после того, что я видел перед… смертью, мне еще очевиднее твоя связь с Барад Дуром. Я буду рядом с тобой, Анариндилом и Трандуилом на тот случай, если потребуюсь. Ты меня хорошо поняла?
Ветка посмотрела прямо в глаза нолдо.
— Поняла. И чтобы и ты меня понял хорошо, говорю — если решишь убивать, смотри в глаза.
И вышла.
Пыхтя от гнева, Ветка примчалась на берег реки. Здесь, как и ожидала, она застала Леголаса и Арагорна. К ее изумлению, всегда подтянутый и собранный принц был несколько пьян — как и человек, составлявший ему компанию.
— Леголас?..
— Ольва?.. Садись… у нас еще осталось пиво.
— Ты успеешь прийти в порядок к началу тризны?
— Я да.
— Мы не ждали тебя, — сообщил Арагорн, пытаясь подняться.
— Ну хоть кто-то скорбит по-человечески, — прошептала Ольва, усаживаясь на край плаща, предложенного ей Эстелем.
— Ты зачем тут? — выговорил Леголас.
— На всякий случай. Я не знаю, что сказал тебе Эйтар. Я не вмешивалась в ваши беседы. Но я там была. И истари был. Ничего другого нельзя было сделать, чтобы Тауриэль жила, — решительно выговорила Ольва. — Если есть виноватый, то это я.
— Какая теперь разница, — сказал Леголас. — Все вышло… так… так… я должен был иначе повести себя в Ривенделле. Просто забрать ее и скрыть в Лесу. Сделать своей. Я скорблю об этом. А я поступил…
— А ты поступил, как принц, — сказала Ветка.
— И я ему говорю то же самое, — согласился Арагорн.
— Теперь другой будет помнить, какая она, — выговорил Зеленолист. — Другой. Эльф. Будет помнить. А я — нет, только ее шепот и поцелуи. Она так больно погибла. А еще я не могу простить отцу.
Ветка растерялась.
— Что?.. что, Леголас?
— Леголас, — предостерегающе выговорил Арагорн.
— Все. Что он убил ее. Что проплыл на плотах мимо, хотя видел орков — так торопился за тобой, что не остановился, — горько сказал Леголас. — Что выдал замуж за Кили… торопясь за тобой в Эребор. Что у него не было времени остановиться и присмотреться ко мне и к Тауриэль. Быть может, помочь нам. Не могу простить за один разговор в прошлом. Когда он сказал мне, что те, кто дружат с детства, не могут жениться, у них, по его словам, навсегда иная связь. И Тауриэль не сможет меня полюбить, потому что я ее друг. А ведь оказалось, что Эйтар и Тиллинель… и неважно, сколько лет прошло… я потерял всех, всех друзей детства, всё… а еще не могу простить, что у него… у вас… есть Анариндил. Странно, брата и сестру я люблю, очень люблю, но отца простить не могу. Я помню мать и сестру. Родную, не сводную. Я старался. Не мешал вам. Извини, Ольва, во многом я думаю, как Лантир. Поэтому я ухожу. Лес изменился с тобой. А я — нет, хотя и прожил менее лет, чем многие иные эльфы.
— А вот Лантир как раз остается, — сказала Ольва. — И ты, который потерял все и всех, мог бы тоже остаться с этим твоим последним другом — который, выходит, единственный не предавал тебя. Сохранить его. Леголас… это больно очень, все, что ты сказал. Если любишь Трандуила… никогда не повторяй этого ему. Пусть это останется только между нами. Чем я могу облегчить твою боль?
— Отец знает. Ему не надо слов. А боль… дороги облегчат, — сказал Леголас. — Они уже дали мне нечто новое. Арагорна. И его стезю. Я пойду к людям. Ты — не можешь помочь мне ничем.
Арагорн смотрел на Ольву строго и печально.
— Ольва… Зеленолист потом пожалеет.
— Ничего, — сказала Ветка. — Зато он выговорился. Слышать и знать правду — бремя правителя. Правительницы. Я думаю, Арагорн, и этот урок тебе пригодится.
— Я усмотрел тут иное, — спокойно сказал дунадайн. — Любой правде — свое время, Ольва. Я уложу принца спать и мы вовремя будем на пиршестве. Ступай… не беспокойся.
Ветка брела в сторону лагеря наугрим.
Если первые два разговора задались так ударно, думала она, что же ждет ее у гномов…
Выжить бы.
Остановилась, достала из сумочки на поясе черную эреборскую бляху. Подумала, надела на шею.
И, как она и предполагала, у гномов тоже мало кто почивал.
Здесь были выставлены дозорные. Однако суровый воин наугрим, узнав Ольву Льюэнь, тут же отвел в сторону топор на длинной ручке — пропустил без лишних слов.
Ветка, снова стриженая, в венке мз можжевельника, в длинном мшистом плаще, защищающем от утренней сырости, пошла по лагерю. Наугрим не улыбались ей, одеваясь для пира — все лучшее, множество золота из обрушенной пещеры, множество металла, кожи и тяжелого бархата, шкуры животных, цепи и оружие.
Вышел Гаин.
— Раз пришла, Торин зовет тебя. Он там, в шатре. Принцы тоже там.