И Владыка заговорил. Не быстро, подгоняя слова и звуки один к другому, не торопясь, четко выщелкивая слова древних эльфийских наречий, выговаривая их на новый лад. Ошибаясь и поправляя сам себя.
Торин чуть не плясал от нетерпения.
— Он отпустит нас? Отпустит?
— Погоди…
Балрог снова сказал несколько фраз и протянул к Трандуилу огромную руку, почерневшую прямо на глазах — демон убирал из нее свое пламя, чтобы эльф не обжегся. Развернул пальцы…
— Ого, — сказал Торин.
На ладони демона лежал если не Аркенстон — то его двойник. Овальный камень такой же чистоты и формы, только разбитый пополам, лишенный внутреннего света.
Трандуил сжал зубы, стиснул челюсти так, что желваки выступили, скулы заострились. Снова сказал несколько фраз. Обернулся вокруг, влево, вправо… балрог небрежно, пинком подкатил к королям пару валунов без острых граней. Трандуил сел.
— Да что он говорит?
Трандуил вздохнул.
— Он говорит, что отпустит одного. И этот один должен принести ему его глаз. Ты видишь, глазницы пусты. Он чувствует, что мы касались его глаза, и, следовательно, знаем, где он. Говорит, поэтому мы еще живы. Это вот — его разбитый глаз, который он хранит на память. Но целым сможет видеть. Это очень древний и могущественный майа, Торин.
— Аркенстон!
— Да.
— Он у тебя в Лихолесье!
— Нет, — досадливо сказал Владыка. — Он у Ольвы. Она забрала его с собой, когда удрала. Я же поэтому и решил, что она побежала к тебе. Она взяла все драгоценности, которые получила в подарок в Эреборе или от Эребора. Все.
— Девочка моя, — польщенно сказал узбад.
— Моя, — припечатал Трандуил. — Жена. Итак. Он отпускает одного и ждет, пока тот вернется. Обещает сохранить второго и также отпустить, если и когда глаз будет доставлен.
— Отлично, проваливай, — сказал Торин. — Я как раз поучу с этим вот… этим… как его… валарин.
— Он не хочет тебя. Он хочет меня.
— С какой стати?
— Потому что я прекрасен, умен и образован. Потому что я могу с ним говорить. Потому что я Перворожденный и, следовательно, не наугрим, к которым у него счеты.
— Счеты! — вскричал Торин. — А у меня к нему не счеты? Скольких гномов он перебил! Зачем? Что плохого мы делаем?
Балрог зарокотал — Трандуил выслушал его, сказал несколько слов. Затем принялся переводить.
— Мифрил — кровь балрогов. В Мории в такие времена, когда Моргот только призвал его народ из огненной бездны, было большое сражение. Пролилось много крови балрогов. И когда гномы пришли и стали выковыривать ее из камней, в которые она впиталась… это для него, как для нас осквернение могил, Торин. Он не смирится с этим. Ослепнув, он теперь просто идет на любой металлический шум, на все, что отличается от копошения гоблинов. И разит.
— Я не могу уйти отсюда и бросить тебя, — сдавленно выговорил Торин. — Не теперь. Никогда. Ты должен сказать ему, что я останусь на любых его условиях. Ты должен уходить. В конце концов, ты лучше плаваешь. Я плаваю… как гномий топор. У тебя дети. У тебя Ольва.
— Боюсь, у нас нет выхода. — Глаза Трандуила были прикрыты пушистыми ресницами, осанка и негромкий голос — как в тронном зале. Впрочем, зал и вправду был торжественным — таким, как не видел ни один из земных владык. Все достоинство и сила Трандуила вернулись, а то, что уменьшился жар и прибавился свет, позволяло чувствовать себя лучше. — Он древний воин, оставшийся один. Он хочет увидеть, во что превратился мир. Это позволит сделать Аркенстон… который, как оказалось, око балрога. Он не хочет тебя. И он напоследок проклянет тебя, чтобы ты точно вернулся.
— Ну здрасте, — сказал Торин. — Нечестно! А если я опоздаю?
— Срок не оговорен. Он никуда не торопится. А я буду вечно его говорящей игрушкой. Ты выиграл. Ты передашь Ольве и моим детям всю мою любовь. И ты сделаешь ее счастливой.
— Я принесу Аркенстон!
— Ты не расслышал, что я сказал? — томно и немного устало выговорил Трандуил. — Он хочет увидеть мир. Без глаза боль от солнечного света в пустых глазницах нестерпима. Он не может выйти из Мории. Но с глазом — сможет. Камень нельзя сюда нести.
Торин выругался на кхуздуле.
Балрог взревел. Сейчас, когда короли видели его лицо, это выглядело как крик воина в битве — искаженный гневом и болью прекрасный, но обезображенный лик…
Рогатый шлем лежал на полу…
— Не разговаривай на кхуздуле, — шепнул Трандуил. — Говори только на вестроне. Он и так отпускает тебя с большим трудом.
Балрог шагнул к королям — их снова обдало ужасным жаром. Указал на руку Торина и заревел.
Трандуил попробовал возразить, но рев не прекратился.
— Он говорит, вытяни руку…
Торин без сомнений шагнул вперед, и, не сводя яростного взора с пустых глазниц, сделал непристойный жест. Демона это устроило — он вонзил коготь в запястье гнома. Торин закричал.
Балрог продолжал что-то говорить, затем вырвал коготь и отступил.