Короли Жути

Гэбриель сунул палец в плошку, подобрал со дна остатки скромного ужина – подгоревшие колбаски и недоваренная чечевица – и жадно отправил их в рот, будто узник, которого десятилетиями держали впроголодь на тюремной баланде, а потом вдруг до отвала накормили отменным стейком.

– Ему нимфа открутила яйца, – сказал Гэб.

Матрик удивленно наклонил голову:

– Ни фига себе! А почему я об этом не знал?

– Пил много, – пожал плечами Гэбриель.

– Твоя правда, – кивнул Матрик, снова поднес к губам фляжку, а потом мечтательно улыбнулся. – А Рекка… Ах, прелестная была девчонка.

До этого в «Саге» не было женщин-бардов, поэтому в Рекку без памяти влюбились почти все. К несчастью, сама Рекка влюбилась в кровососа, который ее и обратил, так что Гэбриелю пришлось загнать серебряный кол ей в сердце. Ну а потом досталось и самому кровососу.

– Намного лучше Катрины, – добавил Матрик.

Клэй перевернулся с одного бока на другой, надеясь избавиться от боли в пояснице, – вроде помогло – и спросил:

– Катрина – это которая лунотигра?

– Не лунотигра, а ракшаси, – поправил его Муг.

– А какая разница? – полюбопытствовал Ганелон, не отводя глаз от игральной доски.

Южанин и дива провели за четверицей весь вечер, даже ужинали, где сидели, а завершив очередную партию, обменивались негромкими фразами и тут же начинали новую. Сколько партий они сыграли и кто сколько раз победил, Клэй не понимал, потому что в игре оба соперника проявляли такую же яростную целеустремленность, как и в настоящем сражении.

– Очень большая, – ответил Муг. – Лунотигры – это ликантропы.

– Лицедеи, что ли? – недоуменно спросил Матрик.

– Нет, что ты! – Муг обменялся понимающим взглядом с Китом, мол, трудно жить среди совершенных невежд, но все-таки снизошел до объяснений: – Лунатики такие же люди, как мы с вами, но в полнолуние они превращаются в зверей. Так что ликантропия – просто-напросто болезнь.

– Ага, как пьянство, – добавил Гэбриель, ухмыльнувшись Матрику. – Обычно ты человек, а как напьешься – чудовище.

Матрик промолчал, задумчиво разглядывая фляжку.

– Да-да, примерно так оно и есть, – согласно кивнул Муг. – А вот ракшасы – это чудовища, которые умеют превращаться в людей. Катрина именно так и сделала. Вреда от них немного, но по большей части они редкие сволочи.

Клэй мог это подтвердить. Катрина только притворялась бардом. На самом деле она была наемным убийцей, подосланным к Гэбриелю. Сначала она его соблазнила (надо сказать, без особого труда), а когда «Сага» отправилась в плавание по морю, напала на Гэба в его каюте. Гэбриель выскочил на палубу в чем мать родила, а за ним по пятам гналась разъяренная тигрица. Клэю удалось ее задержать, а потом Ганелон ухватил ее за хвост и вышвырнул за борт.

Следует добавить, что ракшасы очень плохо плавают.

– А, вот оно! – воскликнул Муг, доставая из сумы вещицу, похожую на раковину из дерева и меди.

Клэй решил было, что это какое-то взрывное устройство, но волшебник поднес раковину к губам и дунул в решетку с одной стороны. Послышался протяжный мелодичный звук. «А, музыкальный инструмент», – сообразил Клэй, хотя это вовсе не означало, что странная штуковина при случае не взорвется, потому что от Муга всего можно было ожидать.

– Я ее выменял у беса-мусорника за пару сапог, – объяснил волшебник.

Матрик с сомнением поглядел на него:

– А зачем мусорнику сапоги?

– Он их съел, – ответил Муг и, видя, что это лишь усугубило недоумение Матрика, поспешно добавил: – Честное слово. Обмазал горчицей и стрескал, я сам видел. Мусорники сожрут даже своих отпрысков, если намазать их горчицей.

Для проверки он выдул из раковины еще несколько нот, а потом заиграл какую-то нехитрую мелодию. Матрик с довольной улыбкой отхлебнул из фляжки, Гэбриель закрыл глаза, а Кит тихонько подпевал, будто мелодия была ему знакома. Клэй задумчиво смотрел в костер, слушая негромкое постукивание четверичных фигур по доске.

– Я беру твою королеву, – объявил Ганелон.

Саббата негромко выругалась.

– Повторим? – спросил он.

– Повторим, – ответила она.

Клэй продолжал смотреть в огонь, Матрик продолжал пить, Кит продолжал напевать, а Муг все играл и играл. В пещеру ворвался холодный ветер, зашелестел по углам, будто волна, вышептывающая секреты берегу; почему-то запахло солью. Мелодия звучала жалобно и заунывно. Наверное, именно поэтому Матрик, опустошив флягу, обратился к Киту с какой-то неясной скорбью в голосе, как у погребального костра:

– Скажи, а чем хорошо бессмертие?

– Отсутствием страха, – после долгих размышлений ответил гуль.

Один из совомедведиков проснулся. Муг отложил раковину, взял зверька на колени, погладил шелковистые перышки между круглых, как плошки, глаз и спросил у Кита:

– В каком смысле?