Короля играет свита

— Il's ont tous des figures d'enterrement! [22] — чудилось, кричали его большие, чуть навыкате, желтоватые глаза. — Ведь я тебя нанижу на свою шпагу, точно каплуна на вертел!”] — присовокупил он с утонченным ехидством, и, мгновенно сменив тон, желтоглазый взревел, словно позволил наконец ярости одолеть себя:

— Я принимаю ваш вызов, но не надейтесь, что смогу принять ваши извинения.

— Дуэль. Немедленно, сейчас же! Сию минуту! Безотлагательно! Вы первым начали ссору, стало быть, выбор оружия за мной.

— Однако я тоже способен бросить вызов. Выбираю шпаги! Мы будем драться на шпагах, коли именно этим оружием вы владеете столь виртуозно!

Алексей, шум в ушах которого постепенно стихал, так что он начинал различать не только звуки, но и слова, оторопел.

С чего противник взял, что он хорошо владеет шпагою? Он прекрасно знал, что был фехтовальщиком хоть и не самым дурным благодаря молодости, увертливости, крепкой руке и сильным легким, но не слишком умелым.

Сыскать приличного учителя в деревенской глуши было невозможно; Алексей накрепко усвоил те уроки, которые некогда давал ему отец, учившийся в свое время у самого Сивербрика [23], однако понимал: этого безнадежно мало, чтобы одолеть противника, в коем все, от франтовато повязанного шарфа до наглой повадки, изобличало уверенность в себе и своей смертоносной силе.

И Алексей, у которого и шпаги-то не было, Огюсту еще предстояло ее где-то раздобыть, с каждой минутой отрезвления все более ужасался и впрямь, куда он полез? — однако воротить события назад уже было невозможно, приходилось подчиняться судьбе.

Что-то слишком уж часто ему приходилось это делать! Между тем новоявленные секунданты, Огюст и Жан-Поль, с новыми своими ролями смирились мгновенно и развернули бурную деятельность по устройству сей дуэли.

Каким-то образом избавившись от бесчувственного тела мадам Шевалье (у Алексея было такое впечатление, что ее просто сунули куда-то в темный угол, словно надоевшую, уже ненужную вещь), Жан-Поль мигом обежал окрестности и сообщил, что буквально в пятидесяти шагах от собора имеет место быть подходящий пустырь.

Поскольку прохожие отозвались-таки на призывный звон колоколов и расточились по церквам, улицы сделались безлюдны, лишних свидетелей не будет.

Кроме того, Рига всегда тщилась прославиться не в качестве какой-то там заштатной российской провинции, а одного из центров европейского просвещения.

В Европе же дуэли пользовались огромной популярностью, поэтому смело можно было ожидать, что и в Риге помехи назначенному смертоубийству ни в коем случае не случится.

Все это время Алексей и его противник мерили друг друга делано равнодушными взглядами, однако порою в желтых глазах проскальзывало откровенное недоумение. Причины его Алексей не мог объяснить, да и не до того ему было, он силился скрыть собственное удивление: почему все-таки наглец в белом шарфе назвал его рыцарем-убийцей?

Неужели?.. Ну конечно! Алексей даже содрогнулся, когда объяснение наконец-то постучалось в его глупую головушку: а ведь этот незнакомец откуда-то знает об убийстве генерала Талызина.

И знает, кто именно его убил, — вернее, кого считают убийцей. Но если так… если так, значит, проныра Бесиков не поверил в гибель преступника посреди разгулявшейся Невы.

А может быть, кто-то стал свидетелем бегства Алексея? Или караульный офицер на петербургской заставе оказался более внимателен, чем хотелось бы мадам Шевалье, и обратил-таки внимание на несоответствие документов: паспорт для пересечения границы был выписан на три лица, в карете же явно находилось четверо…

Нет сомнения: щедрая мзда на время лишила караульного возможности считать до четырех, но лишь на время!

Итак, бегство Алексея открыто. И сейчас ему надо сделать окончательный выбор: или драться, чтобы покончить со своей непутевой жизнью (о возможности иного исхода он даже и не мечтал) под личиной беглого убийцы, или попытаться открыть свои обстоятельства этому посланцу Бесикова.

Алексей, наверное, склонился бы ко второму пути, однако стоило ему только взглянуть в неистовые желтые глаза, как решимость каяться и что-то объяснять лопалась, точно мыльный пузырь.

Этот человек ненавидит его. Он ничего не захочет слушать, только на смех поднимет.

Мало что погибнешь ни за что ни про что — еще и позору перед тем натерпишься!

Нет, лучше молчать и отдаться судьбе. Едва Алексей принял свое фатальное решение, как появился, словно только того и ждал, Огюст, осторожно несший в охапке две довольно-таки длинные шпаги.

Где он их раздобыл, так и осталось для Алексея загадкою.

Незнакомец при виде оружия весьма оживился. С ухватками знатока он согнул клинок, проверяя его гибкость, померил по руке эфес и, пробуя, сделал целую серию мелких проворных уколов в белый свет, однако улыбка, заставившая его ощерить острые белые зубы, показывала, что в воображении видит он перед собою действительного противника и еле сдерживает желание обрушить на него всю мощь своего мастерства.

При этом он иногда косился на Алексея, и тот спохватился, что стоит как дурак, хотя ему надобно тоже опробовать оружие.