Короля играет свита

С отвращением сглотнул кислую слюну. Его мутило, видеть окружающий мир больше не стало сил, лег на бок, подтянув к животу коленки, и закрыл глаза.

— Что с ним? — послышался над головой равнодушный женский голос, и Алексей с трудом узнал всегда выразительные модуляции мадам Шевалье.

— Неужели тоже ранен?

— Вроде нет, — без особой уверенности, однако и без особого беспокойства — отозвался Огюст.

— Скорее так, головокружение от внезапной победы. Но возьми же шарф, Луиза.

— Давай, скорее, скорее! — жадно воскликнула она. — О, этот шарф!

— Голос ее задрожал и пресекся.

Алексей, которому от прикосновения студеных булыжников немного полегчало, чуть повернул голову и прояснившимся взором посмотрел на мадам Шевалье, которая, упав на колени, жадно комкала шарф Скарятина и прижимала его к лицу.

Черты ее были искажены почти экстатическим возбуждением, глаза туманились, губы шевелились, что-то шепча.

На лице Огюста и Жан-Поля был написан такой же восторг.

Алексей не поверил своим глазам. Потом вслушался в захлебывающийся шепот — и не поверил ушам.

— Государь… о мой император! — бормотала мадам Шевалье.

“Кто-то здесь сошел с ума, — спокойно, словно был совершенно случайным зрителем, подумал Алексей. — Может быть, я. Может быть, они. А скорее всего мы все скопом”.

Словно услышав его мысли, мадам Шевалье взглянула на него и пронзительно засмеялась:

— Ты думаешь, я сошла с ума? Наверное, да — от восторга.

С'est excellent! — Ведь ты убил, ты убил это кровавое чудовище!

Уже второй из того страшного списка палачей пал от твоей руки.

Сначала — Талызин. Теперь — Скарятин. Капитан Скарятин!

О, Алексис, тебе только кажется, что этот шарф — белый. На самом деле он обагрен кровью, потому что этим шарфом 11 марта сего года капитан ЯКОВ Скарятин задушил… задушил императора Павла.

Голос ее сорвался. Она снова уткнулась лицом в шарф и безвольно подчинилась рукам Жан— Поля и Огюста, которые с двух сторон приподняли ее, помогли встать на ноги и осторожно повели по пустырю.

Через пару шагов Огюст обернулся и деловито сказал Алексею:

— Чего валяешься? Вставай. На камнях лежать — для здоровья не полезно. Да и народу сейчас набежит. Вон, обедня кончилась.

И в самом деле — со всех сторон раздался вдруг звон колоколов, возвещавший, что во всех петушиных соборах закончились службы.

Этот звон заставил Алексея завозиться, приподняться на колени. Но он еще никак не мог совладать с закружившейся головой и замер на четвереньках.

Порыв ветерка остудил его горящий лоб и принес какую-то свернутую бумажонку. Алексей вспомнил клочок, выпавший из-за ворота скарятинской рубахи, и подобрал бумажку вялыми пальцами.

Она была исписана наклонным острым почерком.

“Рыцарь-убийца”, — бросилось в глаза. Алексей вгляделся внимательнее.

“…Дама сия всюду таскает за собою молодого человека, никому не известного ничем, даже именем, кроме своего прозвища — Рыцарь-убийца” ходят слухи, что он по уши влюблен в мадам Ш. и спуску не дает никому, кто осмелится бросить в ее сторону мало-мальски косой взгляд. Молва гласит, что он буквально на днях убил в Петербурге на дуэли небезызвестного генерала Т.”

Алексей содрогнулся и крепко стиснул записку в кулаке.

Почти невероятным усилием он заставил себя встать и, с трудом сохраняя равновесие, уставился вслед удаляющейся троице французов, отчего-то наверняка зная, что видит их в последний раз в своей такой короткой и при этом уже несусветно запутанной жизни — такой же скомканной, как эта роковая записка.

Июль 1798 года.

“Великим магистром?! Полно, да не ослышался ли я? Неужели я буду гроссмейстером Мальтийского ордена?!”

Павел даже покачнулся. Никогда не испытывал он такого восторга, как в это мгновение: даже когда столь долго чаемая корона Российской империи была возложена на его лысоватую голову.

Конечно, он испытал немало треволнений, прослышав о намерениях “дражайшей маменьки” позволить Александру обойти отца на пути к престолу, однако в глубине души никогда не сомневался, тот, кто рожден для трона, рано или поздно воссядет на него.

Престол, венец — это было то, что принадлежало ему по праву, само собой, независимо от его желания. А вот звание великого магистра… этот пьедестал Павел воздвигает для себя сам, своими собственными усилиями.

Это звание — признание его собственного величия, тут он не просто сын Екатерины и Петра III (что по-прежнему вызывает у императора тайные, но мучительные сомнения). Он просто — иоаннит Павел, не пожалевший ни страны родной, ни веры отцов для возвеличивания дела всемирного рыцарства и получивший за это высшую награду, о которой только мог мечтать!

— Я желаю немедленно видеть барона Николаи. Безбородко вскинул бровь.

Для чего, интересно знать, императору незамедлительно потребовался президент Академии наук?

Неужто желает в который уже раз углубиться вместе с ним в историю создания своей любимой игрушки — этого несусветного ордена, к которому при дворе всерьез относятся, кроме императора, один, ну два человека?

И тотчас же канцлер получил ответ на свой вопрос: