Корона Анны

Она стоит на берегу, возле нее – Вадик, что-то ей говорит. Сквозь плеск волн до меня доносится ее смех. Они хорошо смотрятся вдвоем: Вадик – высокий, крупный, с шевелюрой черных волос; Алина – тоже высокая, с выразительно округлившимися бедрами. А я, черт возьми, мелковат...

Вот они входят в воду и плывут. 

Когда на ГЭС шлюзы закрыты, течения на речке почти нет. Когда же шлюзы открывают, речка, еще минуту назад спокойная, вдруг взрывается: вода с Киевского моря бурно вливается в устье, купаться в это время опасно. 

– Поплыли на косу, – предлагает Вадик. 

– Сейчас шлюзы откроют, – возражает Алина.

– Ничего, успеем.

– Поплыли, – поддерживаю я Вадика.

Согласившись, Алина плывет вперед. Ей приятно находиться в сопровождении двух влюбленных кавалеров. Мы одолели уже более полпути, как вдруг вдали раздается раскатистый грохот – открыли шлюзы!

Вода стремительно прибывает. Мы энергичней работаем руками. Может, вернуться назад? Тревожно оглядываемся – пляжники на берегу уменьшились до размеров точек. Уж легче доплыть до косы. 

Дышать все трудней. То один, то другой из нас кашляет, захлебываясь водой...  

Вадик – на косе! Победно потрясает поднятыми кулаками. Затем прищуривает близорукие глаза и всматривается – где же мы. 

А нас с Алиной сносит течением. До косы – всего лишь метра три, но при таком мощном потоке и уставших мышцах три метра превращаются в тридцать три. В три тысячи...

Собрав последние силы, бросаю тело вперед. Еще один взмах чугунных рук. Еще... Нога, наконец, нащупывает дно. Ура! 

Протягиваю руку Алине. Она плывет, как жалкая собачонка. Пытается схватить мою руку, но ее ладонь выскальзывает из моей. В ее глазах – ужас, течение начинает ее побеждать.

Делаю еще один опасный шажок вперед. Вдруг вспоминаю маму – что будет с нею, если я утону...

Алина цепко хватает мои согнутые пальцы. Протягиваю свободную руку Вадику, и он вытаскивает нас обоих на обетованную мель!        

                                     6

Ночное небо усыпано звездами. На лугу стрекочут кузнечики. От выпитого вина шумит в голове. Сжав кулаки, я иду к стогу, за которым только что скрылись Вадик с Алиной. «Увел мою девушку! Ну, сейчас я ему задам трепку! А она? Предала! Лучше бы я ее не спасал!..»

– Джон! Ты куда? – кричит мне вслед Толян. 

– А ну вас всех, – махнув рукой, ухожу прочь. 

В нашем домике светятся окна. Родители?! Вбегаю, даже не подумав про запах от выпитого вина.

Там – мама, натягивает свежую наволочку на подушку. Лицо ее словно помолодело:

– Сашенька, сынок, наконец-то! Двенадцатый час, я уже начала волноваться.

– Что с папой? Я знаю, что он пытался вынести с фабрики рулон кожи...

Застигнутая врасплох, мама смущена, ее щеки заливает краска стыда:

– Все обошлось благополучно. Отец Вадика пообещал, что до суда дело не дойдет. Золотой он человек, Гольдштейн... А где Алина?

Я смотрю на свисающую с потолка блестящую ленточку с прилипшими к ней мухами. Думаю о том, что в субботу приедет отец. И мы обязательно отправимся с ним купаться. Потом он пойдет играть в бильярд, будет загонять шары в самые тугие лузы. И никаких писем из тюрьмы, никаких слез. Все остальное – мелочи. Кровь перестает сочиться из моего сердца. Все-таки жизнь прекрасна!

– Алина? – вместо ответа, улыбнувшись, пою: – Yesterday, all my troubles seemed so far away…

                                                                                    1999 г.

              ФОКУС  САЛЬЕРИ

                                      Повесть

Глава 1

«... Долгое время я не мог привыкнуть спать на скамейке, стиснутый с двух сторон собутыльниками, не мог привыкнуть и к влажному матрасу. Как-то я пожаловался на это одному дружку. Он ответил: «Улица – не пятизвездочный отель. Но все к ней привыкли, привыкнешь и ты». У того дружка был испытанный годами опыт жизни на нью-йоркской улице. Он верно предсказал мое американское будущее: за пять лет я привык спать не только на скамейках, но и на картоне, на мокрой траве, на голом бетоне, в заброшенных домах, в полицейских участках...»

         – Н-да, интересно, – сказал Давид, когда Мартин, закончив чтение, положил исписанные страницы обратно в свой рюкзак.

         Прищурившись, отчего в уголках глаз возникли глубокие морщины, Мартин поднес к губам наполовину выкуренную сигарету. Темнело, последние страницы он читал быстрее, часто останавливался, приближая бумагу к глазам. 

         Пляж покидали последние отдыхающие. Трое латиноамериканцев с криками тащили мертвецки пьяного приятеля, его ноги волочились по песку. На пляже еще можно было различить высокие смотровые стулья спасателей, детскую площадку. 

Давид и Мартин сидели на огромных камнях волнореза, метров на сто вдающегося в океан.