Корона Анны

         Давид сидел на холодных камнях. Бутылка «Jack Daniel`s» стояла на камне, рядом лежало пару яблок.   

         – Понимаешь, я тебя ненавижу. И ничего не могу с этим поделать, – признавался он Мартину, сидящему напротив. – Скоро ты допишешь последнюю главу своего романа, и мы оба придем сюда, на пирс. 

         – Да, я подозревал что-то... – отозвался Мартин. Лицо его – спокойное, даже румяное, хоть и непроглядная ночь, светилось каким-то неземным светом. Взяв яблоко, он потер его о рукав своей джинсовой куртки и с хрустом откусил. 

         – У меня с собой будет виски или водка, – продолжал Давид, наливая себе в стакан из бутылки. – Нет, я забыл, ты же – чех, ты водяру не пьешь. Я принесу тебе пиво, твое поганое чешское пиво. Холодненькое, янтарное, с горчинкой. Гарантирую, ты не устоишь. Сначала ты выпьешь одну бутылку, а потом и весь ящик. Потому что ты – алкаш, запуганный, наглый, нелюдимый алкаш.

         – А что будет после того, как я напьюсь? – спросил Мартин, глаза его вдруг широко раскрылись и перестали моргать. Две луны упали в них. 

         – Я проделаю приблизительно такой же фокус, что и Сальери, отравивший Моцарта. Я сброшу тебя с этих камней, – Давид кивнул туда, где о край пирса разбилась волна, обдав их брызгами. – А роман заберу и издам под своим именем. Я это замыслил давно, когда ты прочел мне свою первую главу. Иначе зачем, думаешь, я с тобой вожусь все это время?  

         – Ты не сможешь этого сделать, – тихо, но очень твердо произнес Мартин.

         – Почему же? Думаешь, испугаюсь? Поверь мне, ни одна душа не узнает об этом. Никто не будет тебя разыскивать. Никто не заявит ни в полицию, ни в ФБР. Бомжем больше, бомжем меньше, – разницы никакой. Или, по-твоему, я буду мучиться совестью? Ха-ха-ха!  

         – Все равно ты этого не сделаешь. Я тебя хорошо знаю.

– Что ты обо мне знаешь?! Что? Ты даже не знаешь, сколько денег я трачу теперь на мыло, чтобы избавиться от проклятой вони, исходившей от тебя и передавшейся мне? Разве ты знаешь, что мне приходится сторониться людей, потому что от меня разит мусорными контейнерами, блевотиной, мочой, гнилью, дохлыми крысами, урнами, в которых ты рылся столько лет?! Твоей вонью пропиталась вся моя квартира, мой редакторский кабинет, моя душа!    

         – Перестань зариться на мой крест, и ты станешь пахнуть, как куст сирени, – совсем тихо промолвил Мартин и растворился.  

                                         Глава 6 

Трудно сказать, сколько книг в товарообороте магазина «Вarnes & Noble», что в Нижнем Манхэттене. Наверное, тысяч десять. Может, и все сто. Книги на любой вкус: проверенная веками классика и мимолетные, как яркие мотыльки, однодневки. Какой из авторов не мечтает презентовать там свою новую книгу?!

...Проходя вдоль стеллажей, Лара смотрела на корешки книг. Иногда брала какую-то из них и, перелистав, ставила обратно. На лице ее – волнение от предвкушаемого радостного события. Но сквозь радость проглядывала тревога.

Лара подошла туда, где в свободном пространстве в несколько рядов стояли стулья и широкий стол. На столе в три колонны возвышались книги в суперобложке: «Давид Гинзбург. Нью-Йоркский бомж»; рядом стояла тележка, полная этих же книг.

Мужчина, сотрудник магазина, любезно сказал Ларе, что если понадобится, если вдруг непредвиденный фурор, со склада можно будет притащить еще, там этих «бомжей» – полно. Но до такого, он думает, вряд ли дойдет, – ведь автор без имени. Лара вежливо возразила, что на эту книгу вышло немало рецензий в прессе. Разговор их прервался – мужчина пошел к дверям, где посетители уже донимали сотрудников вопросами, где будет презентоваться новая книга даровитого русского автора.   

Вид пришедших книголюбов подействовал на Лару успокаивающе. Не зря, значит, старалась. Не зря пустила в ход свои связи: нашла известного переводчика, организовала рекламу; ради этого пришлось даже переспать с Джимом, брат которого работает в известном издательстве и имеет знакомства в масс медиа. Рецензия в «Нью-Йорк таймс» Ларе запомнилась особо: «Давид Гинзбург наделен ярким писательским даром, позволившим ему – московскому интеллектуалу, столь правдоподобно изобразить жизнь чеха-алкоголика, который долгие годы бродяжничал в Нью-Йорке. Безусловно, этого писателя ждет блестящее будущее».

Но что с Давидом? Уже все рассаживаются, менеджер стучит пальчиком по микрофону, и глухой звук «дух-дух-дух» разносится по всему огромному магазину. А Давида нет.

Поправив блузку в поясе брюк, Лара начала выравнивать и без того ровные стопки книг на столе. Где же этот черт?! Где его носит?! Или он и сегодня выкинет очередной фортель? Дикие выходки Давида в последнее время стали просто невыносимы. Пьет едва ли не каждый день, шляется бог весть где, разыскивая какого-то Мартина. А эта его паранойя с запахами!..  

Вскоре Лара шла следом за рослым охранником в униформе.   

– Нет-нет, вы ошибаетесь, это невозможно, – повторяла она сконфуженно. 

Остановились перед металлической дверью в тыльной части магазина. Охранник провел пластиковым пропуском по щели электронного приемника, и дверь открылась.

– Боб, ты еще здесь? Я думал, ты уже ушел, – сказал ему другой охранник.