Представляете, сколько народу можно было нагрести на основании этого практического руководства? Кстати, поминаемая разумная оплата составляла сущие гроши, позволявшие разве что не умирать с голоду. По сравнению с таким документом печальной памяти советский закон «О тунеядстве» выглядит гуманнейшим…
По тому же закону в Америку отправляли еще и «политических», то есть диссинтеров, религиозных диссидентов. И направлено было это в первую очередь против квакеров, особенно ненавистных властям, но под раздачу попадали и те, кто держался других толков. Закон гласил: на семь лет в колонии будет отправлен всякий, кого трижды уличили в посещении «незаконных религиозных собраний». А заодно и тот, кто знал об этом «мыслепреступнике», но не донес властям…
«Кабальные» были вообще лишены каких-либо прав. Все, и «кабальные», и «добровольные», и «ученики», трудились исключительно за ночлег и скудное пропитание (ученики еще и за обучение ремеслу). Им не полагалось даже одежды – весь свой срок должны были ходить в том, в чем приплыли. Продолжительность рабочего дня и условия труда определял сам хозяин – как легко догадаться, никоим образом не в ущерб себе. Протестовать не полагалось. Еще в 1663 г. шестеро «кабальных» пришли к судье в Мериленде и пожаловались, что хозяин кормит их чуть ли не объедками, а мяса они вообще не видели. Судья рявкнул: если немедленно не вернетесь к хозяину, сукины дети, получите по тридцать плетей! Вернулись…
Побег от хозяина карался либо жестокой поркой, либо удвоением, а то и утроением срока. За повторный побег белому рабу выжигали лоб раскаленным железом. Еще одно самое обычное объявление из американской газеты: «Бежал от нижеподписавшегося, проживающего в Аппер-Пенс-Нет, округ Салем (тот самый Салем, где пуритане в 1692 г. сожгли нескольких «ведьм». –
Белым рабам жилось даже хуже, чем черным. Как писали американские современники событий еще в XVII в., раб представлял собой пожизненную собственность хозяина, а многих белых приходилось все же отпускать на свободу по достижении определенного срока, так что хозяин старался выжать из «временного» раба все соки… Да и закон об освобождении сформулировали достаточно хитро, оставив лазейку для его нарушения: «Каждый сервент, который служил верно и добросовестно на пользу своему хозяину семь лет, не может быть отпущен безо всего; если же он не проявил верности, добросердечности и усердия на своей службе при хорошем обращении с ним хозяина, он не будет отпущен на свободу, пока власти не сочтут, что он выполнил свои обязательства».
То есть открывался широчайший простор для людей недобросовестных. Роль играло лишь мнение хозяина, а сервента никто не стал бы и слушать, наверняка находилось множество скотов, которые с чистыми глазами повествовали, что все это время кормили сервента жареными перепелками и поили лучшим пивом, а он, скотина неблагодарная, не проявил ни малейших «верности, добросовестности и усердия», так что пусть поработает еще…
Сервентам разрешалось вступать в брак лишь с разрешения хозяина, а те чаще всего его не давали: зачем рабу отвлекаться на убыточные для хозяина глупости вроде семейной жизни и детей? Разрешение хозяина касалось лишь «добровольных» – «кабальным», если они заключали брак без разрешения хозяина, добавляли срок, а брак «должен рассматриваться как прелюбодеяние или внебрачная связь, а дети должны считаться внебрачными».
«Кабальных» можно было безнаказанно увечить и даже убивать. В 1666 г. некая дамочка в наказание отрезала сервенту все пальцы на ногах, отчего он и умер. Суд ее оправдал. Примерно в то же время некий хозяин заковал «кабального» сервента в цепи и забил до смерти, а двух «добровольных» служанок изнасиловал. За убийство суд вынес убийце лишь порицание (в точности как в советские времена, когда одной из форм наказания было «общественное порицание», на которое субъекты вроде Верзилы из гайдаевской кинокомедии плевали с высокой колокольни), а изнасилования не рассматривали вообще: мало ли как хозяину взбредет в голову обращаться со своим домашним скотом? По принципу кота Матроскина: «Моя корова, что хочу, то и делаю». (На эту тему есть пошлый анекдот, но я его приводить не буду – тут не до веселья…)