Корона и плаха

С установлением Республики левеллеры потребовали принять их программу, именовавшуюся «народное соглашение». Кромвель отправил их лидеров в Тауэр, а петицию об их немедленном освобождении, под которой стояло не менее 10 000 подписей, проигнорировал. Те полки, что считались самыми ненадежными, где влияние левеллеров было наиболее сильным, он собирался отправить в Ирландию на подавление очередного восстания. Солдаты устроили натуральную демонстрацию протеста. Зачинщиков тут же отдали под военно-полевой суд, а одного из них расстреляли на церковном дворе.

Взбунтовались и полторы тысячи солдат в Банбери и Солсбери. Кромвель немедленно туда помчался во главе кавалерийского отряда. Один из главарей мятежа, капитан Томпсон, пытался организовать сопротивление, и «железнобокие» его зарубили. Трех капралов расстреляли по приговору военно-полевого суда.

Кромвель в сжатые сроки провел в армии настоящую чистку, изгнав всех инакомыслящих, в первую очередь сторонников левеллеров. Это оценили по достоинству, так сказать, с двух сторон: Оксфордский университет, где большим влиянием пользовались «засевшие» католики, присвоил звание почетных докторов Оксфорда Кромвелю и полковнику Ферфаксу (тому самому), а лондонские богатеи, протестанты и противники монархии закатили обоим пышный банкет и преподнесли по массивному золотому блюду. Левеллеры со своей уравнительной программой не на шутку пугали и тех, и этих…

Левеллеры потеряли всякое влияние и оказались из политической жизни устранены. Однако вскоре возникла новая головная боль: движение далеко не столь многочисленное, совершенно мирное по применявшимся методам, но крайне интересное по взглядам и убеждениям…

Появились так называемые «диггеры», в буквальном переводе – «копатели» (от английского слова to dig – «копать»). Их вождем и идейным вдохновителем был Джералд Уинстенли, о котором нынче известно очень мало, даже дата рождения указана лишь приблизительная. Достоверно установлено лишь, что он был сыном небогатого торговца, пытался сам заняться коммерцией (мануфактурный цех), но прогорел и зарабатывал на жизнь, став пастухом в графстве Суррей.

Пастух, правда, был непростой. Безусловно, он где-то получил неплохое образование, пусть и не университетское, но не сводившееся к простому умению читать и писать. Написал целую серию памфлетов, в которых подробно излагал свои религиозные и политические взгляды. Религиозные лежат за пределами нашего повествования, а вот к политическим стоит присмотреться пристально.

Левеллеры (подобно многим нынешним отечественным демократам) были прямо-таки зациклены на одной-единственной идее – всеобщих избирательных прав и праве каждого быть избранным как в парламент, так и в те или иные органы власти. Уинстенли был с этим категорически не согласен, резонно утверждая, что и в этом случае богатые останутся хозяевами земли, а бедняки будут по-прежнему гнуть на них спину. При самых совершенных законах никогда не будет равенства между тем, кто владеет землей, и тем, кто ее за плату обрабатывает.

«Беднейший из бедняков обладает точно таким же правом на землю, как и богатейший из богачей». «Истинная свобода кроется в том, откуда человек добывает себе пропитание, т. е. в пользовании землей».

В точности как позже русские крестьяне, Уинстенли считал, что земля – божья. Правда, в отличие и от тех крестьян, и от большевиков он не считал, что землю следует отобрать у богачей и разделить между бедными. Был убежден, что это только увеличит число собственников, а собственность и есть главное зло. По Уинстенли, земля должна стать общей, все будут работать на ней сообща, деньги и торговля исчезнут – трудящиеся будут приносить произведенное ими на склады и обмениваться меж собой. Все органы власти должны быть выборными, а все наказания – сведенными к воспитательным мерам. Никакой армии – только народная милиция для поддержания порядка. Парламент переизбирается каждый год, правом голоса обладают все совершеннолетние мужчины, царит полная свобода вероисповедания, всячески поощряются наука и изобретательство, все мальчики и девочки имеют право на образование.

Материальной базой для замышлявшихся коммун должны были стать те земли, что вообще-то принадлежат либо помещику, либо крестьянской общине, но долго не обрабатывались и пришли в запустение. По подсчетам Уинстенли, таких в Англии было немало.

От теории перешли к практике, решив создать «первую ласточку», которая послужит примером и привлечет многочисленных последователей. В апреле 1649 г. на пустыре у деревушки в графстве Суррей обосновалось около десятка семей диггеров, на скорую руку возвели дома, загон для скота и стали распахивать целину. Через несколько недель число «коммунаров» возросло до сотни, к ним даже присоединились некоторые местные жители.

Однако «многочисленных последователей» так и не дождались. Подобные коммуны появились только в шести других провинциях Англии, столь же немногочисленные.