Корона и плаха

Англичане всех сословий в большинстве своем относились к Карлу Второму с нешуточной симпатией – по чисто житейским причинам и из-за того, что он, вступив на престол, очень быстро отменил все идиотские законы пуритан времен «культурной революции». Вновь заработали театры, количество таверн и кабаков резко выросло, превышая числом и докромвелевские времена. Женатые и замужние снова могли безнаказанно крутить романы на стороне, не опасаясь наказания (суровый закон против прелюбодейства применялся нечасто, но все же достоверно известно, что за супружескую неверность как минимум троим бедолагам отрубили головы). Англичане вновь могли сколько душе угодно резаться в кости и в карты, травить быков собаками, заключать пари, биться об заклад на скачках и прочих спортивных состязаниях, женщины снова начали носить яркие наряды и вплетать в волосы разноцветные ленты. Все вновь начали танцевать под музыку, а провинции стали устанавливать Майские деревья – чересчур старая и любимая была традиция, чтобы от нее отказаться. Благородные господа снова обрели привилегию невозбранно протыкать друг друга шпагами на любом перекрестке (пуритане в числе прочего запретили и дуэли). Словом, всем, от знати до простолюдинов, король вернул все радости жизни, которые ее лишь украшают.

Если говорить о вещах более серьезных, чем разрешение азартных игр и прочих развлечений, массовую поддержку Карлу обеспечила и его очень грамотная внутренняя политика. Еще до возвращения в Англию Карл в тайных переговорах через Монка с армейской верхушкой и тогдашним истеблишментом пообещал не преследовать тех, кто воевал в гражданскую против его отца. И слово сдержал.

Если подумать, гражданские войны – это всегда войны без победителей. Лет тридцать назад я смотрел американский телесериал (название за давностью лет запамятовал), который и тогда был приличного возраста. Американцы тогда гораздо чаще снимали умные фильмы, чем нынешний Голливуд. Сериал этот – приключенческий. Главный герой – бравый офицер армии северян. Финальная сцена там очень примечательна: северяне торжественно празднуют победу, грохочут пушки, гремят оркестры, рекой льется шампанское, девушки в белых платьях забрасывают военных цветами. Посреди этого торжества с крайне мрачным видом бродит главный герой. Его сослуживец, пьяный и от шампанского, и от радости, недоуменно вопрошает: дружище, что ты такой печальный, мы же победители! Герой без улыбки отвечает: здесь нет победителей, здесь одни побежденные…

Когда в России завершилось Смутное время и фактическим правителем страны стал патриарх Филарет, отец юного царя Михаила, он столкнулся с нешуточной проблемой. Очень уж много оказалось новых, скороспелых князей, бояр и помещиков, получивших титулы и земли от обоих самозванцев и «проходного» царя Василия Шуйского (сам Филарет тоже был не без греха: в свое время его, «простого» архимандрита, произвел в митрополиты Ростовские не кто иной, как первый Лжедмитрий). Попытка отменить все эти насквозь незаконные пожалования привела бы к новой гражданской войне, никаких сомнений.

Тем, кто вылез из грязи в князи, никак не хотелось снова в грязь, и никто не хотел лишаться поместий. А потому Филарет после долгих размышлений пробил компромиссное решение: никаких переделов, что у кого есть, тот тем и владеет и остается при титулах. Что обеспечило в стране полное спокойствие.

Вряд ли Карл об этом знал, но вел себя примерно так же. Он вернул короне королевские земли, а епископам – конфискованные у них пуританами поместья (после чего, как легко догадаться, епископы за него порвали бы на тряпки любого). Однако все прочие земли, отнятые у роялистов и просто «ненадежных» пуританами, оставил их нынешним владельцам (за исключением Ирландии, но там, как я уже упоминал, была своя специфика). Никакого серьезного передела не последовало – что обеспечило Карлу лояльность крупных землевладельцев.

Правда, он не скрывал (о чем заявил заранее), что намерен посчитаться с теми, кто приговорил к смерти его отца. Те, кто приглашал его на трон, с этим согласились: в конце концов, для циничных политиканов десяток с лишним голов (принадлежавших к тому же людям малозначительным и невлиятельным) служили лишь разменной монетой в очередной интриге. Монк ничего не имел против – и не прогадал, став графом, а потом и герцогом с соответствующими земельными пожалованиями.

Смертный приговор Карлу Первому подписали около шестидесяти человек. Примерно треть из них уже умерла, треть успела уехать в эмиграцию на континент, так что ответить за цареубийство могли лишь человек двадцать. Казнили, по одним источникам, тринадцать «подписантов», по другим – десять. Интересно, что сам Карл, абсолютно не жестокий, заявлял, что готов ограничиться Тауэром или изгнанием, но на казнях настояли как раз парламентарии, многие из которых сами были причастны к судебному процессу над королем. Не первый и не последний раз в истории активные деятели того или иного «старого режима» оказываются самыми рьяными приверженцами нового…