Как случалось во все времена во всех странах, лондонский уголовный элемент широко пользовался жаргоном. «Авраамы» – те, кто притворялся на улицах бесноватыми и сумасшедшими и очищал карманы собравшихся поглазеть на него зевак. «Шустряк» крал вещи из открытых окон домов. Конокрады звались «лихачи». Интересно, что применительно к своей специализации криминал частенько использовал слово «закон»: «обманный закон» – игра налитыми свинцом костями, «тонкий закон» – распространение фальшивых денег, «ловкий закон» – карманные кражи. «Там зябнет смурной малый. Добро бы замесить его» – «Там живет мрачный человек с тяжелым характером. Неплохо бы его ограбить». И так далее.
На Чак-лейн триста лет располагалась пользовавшаяся самой дурной славой гостиница «Красный лев». Когда в XVIII в. ее сносили, обнаружили множество потайных комнат, потайных ходов и люк над одними из каналов, куда сбрасывали убитых (о подобном люке в одном из московских притонов начала XX в. писал Гиляровский).
В XVII в. во время облавы в трактире некоего Уоттона обнаружили самую настоящую школу, где мальчиков учили карманным кражам (подобную описывает Диккенс в романе «Приключения Оливера Твиста»). На веревке, увешанной колокольчиками, подвешивали кошелек или мешочек, и ученик, чтобы получить звание «славного щипалы», должен был вытащить оттуда монету так, чтобы ни один колокольчик не звякнул. В следующем столетии владелец другого трактира, в Смитфилде, учил малолеток не только искусно шарить по карманам, но и красть товары из лавок, залезая туда в окно, и домушничать довольно оригинальным способом: юный воришка притворялся, что улегся поспать под стеной дома (сцена для Лондона самая обычная), а глубокой ночью, когда хозяева уснут, стамеской потихоньку расковыривал замазку, вынимал кирпичи и пролезал в дыру.
Уличные грабежи процветали. Для примера пара заметок из тогдашних газет. «Около полуночи одного джентльмена остановили на Холсборне двое разбойников, а когда он начал сопротивляться, застрелили насмерть и ограбили». «Некий Ричард Уостон, сборщик дорожной пошлины, найден убитым в своей будке». Несомненно, убили из-за денег – их за время дежурства сборщика скапливалось не так уж мало, особенно на бойком месте, а инкассаторов тогда не было.
Очень небезопасными были большие дороги, в том числе и те, что располагались у самого Лондона. Как только широко распространились кареты, «лихие люди» быстро сообразили, что их можно грабить (как позже обстояло в США с поездами). Не зря до конца XVIII в. непременной принадлежностью кареты был ящик для пистолетов, появились разновидности короткоствола, именовавшиеся «каретные» или «дорожные» пистолеты – меньше размером, чем обычные. Вооружен бывал и сам путешественник, и кучер, и лакеи, если таковые имелись.
На пригородной пустоши Хаунсло-Хит чаще всего грабил кареты Дик Терпин, ставший впоследствии героем народного фольклора, мало чем уступавший Робин Гуду, – а заодно широкую известность получила его кобыла Черная Бесс – пожалуй, даже большую, чем Буцефал или Росинант. О Буцефале и Росинанте знали лишь люди с образованием, читавшие книги, а кто такая Черная Бесс, мог с ходу ответить любой неграмотный от мала до велика.
«Работники ножа и топора, романтики с большой дороги» не обходили вниманием и пеших путников – так что те старались объединяться в большие компании, вооружась кто чем мог.
Уголовникам было крайне легко «работать» еще и оттого, что в Лондоне (как и по всей Англии) не было полиции, появившейся только в первой трети XIX в. Городские стражники имелись, но толку от них было мало: они в большинстве были пожилыми, вооруженными лишь трещотками, так что лондонцы над ними откровенно смеялись, говоря, что они лишь оказывают услугу преступникам, благодаря трещоткам прекрасно знавшим, где сейчас находится караульщик.
Изрядных успехов в борьбе с грабежами на больших дорогах достигли лишь в XVIII в., когда был создан своеобразный спецназ, или «отряд быстрого реагирования» – хорошо вооруженное кавалерийское подразделение, специализировавшееся на охоте за лихими молодцами вроде Дика Терпина. Вот только действовали они в окрестностях Лондона, а в провинции путешественникам приходилось рассчитывать исключительно на собственные силы.