Тогдашние лондонские тюрьмы были заведениями жуткими. Главная из них, Ньюгейт, существовавшая с XIII в., сначала насчитывала примерно 300 заключенных, размещавшихся в здании, разделенном на три «стороны»: «Господскую» (для тех, кто мог заплатить за еду и вино «с воли»), «Общую» (для безденежных, вынужденных довольствоваться скудной тюремной пайкой) и «Давильню», заслуживающую отдельного рассказа. Туда помещали за особо тяжкие преступления, а в качестве «активного следствия» использовали уникальную, нигде, кроме Англии, не встречавшуюся пытку (англичане, в который раз говорится, мастера на всевозможные гнусные изобретения). Человека распинали на полу, приковав за руки и ноги, клали на грудь сколоченный из досок щит и понемногу подкладывали на него тяжелые камни, пока подследственный не признавался или не умирал. Причем растягивалось это на несколько дней. Все прочие виды пыток отменил Вильгельм Третий, но «давилка» продолжала существовать и при королеве Анне. Она описана в романе Виктора Гюго «Человек, который смеется» (кстати, содержащем массу интереснейшей информации о самых разных областях жизни Англии того времени).
Ньюгейт, как и несколько других тюрем, сгорел дотла во время Великого пожара. (Кстати, один из самых известных историков Лондона Питер Акройд как раз и считает крепко заниженным официальное число погибших в шесть человек. Полагает, что это число следует значительно увеличить, включив в него многочисленных заключенных, которых никто не думал спасать.) Потом Ньюгейт отстроили заново, он стал не только тюрьмой, но и одной из достопримечательностей Лондона – новое здание было возведено с изрядным количеством «архитектурных излишеств» и даже украшено барельефом знаменитого лорд-мэра Лондона Дика Уиттингтона. Легенда о нем красивая: бедный юноша Дик, не найдя себе пропитания в Лондоне, собрался было город покинуть, но услышал в звоне городских колоколов пророческие слова: «Вернись, Дик, вернись, будущий лорд-мэр Лондона» (в советские времена по этой легенде даже сняли отличный кукольный мультфильм).
Преступный мир Лондона вовсе не был неорганизованной вольницей, наоборот, был устроен на манер сицилийской мафии. «Королем ночного Лондона» был гнуснопрославленный Джонатан Уайльд, крупнейший в городе скупщик краденого, наводчик и организатор городского криминала. Он вовсе не прятался в каком-нибудь окраинном притоне: жил в особняке, разъезжал в карете и был даже членом городского муниципалитета. О том, что он «крестный отец» лондонского дна, знала каждая собака, но власти его не трогали, Уайльд был им очень полезен. По заказу властей его подручные выслеживали, ловили и передавали куда следует преступников, по каким-то причинам понадобившихся судьям.
Новый Ньюгейт состоял уже из пяти «сторон» для разного рода злодеев и неисправных должников, «давильни» и подземных камер для смертников и особо опасных рецидивистов. Условия содержания по сравнению с прошлыми столетиями улучшились лишь самую чуточку: тюремщики, как могли, издевались над заключенными, в первую очередь безденежными, от которых не было никакого дохода. Насмерть, правда, не убивали, в отличие от старых времен. Бесстрастные хроники сохранили упоминание о вертухае по имени Джеймс Мэннинг, который не просто убил заключенного, а выбросил его труп на одну из главных городских улиц. За что получил несколько устных строгих выговоров, но не за сам поступок, а за то, что, бросив покойника посреди улицы, «учинил неприятность и великую угрозу шествовавшему по ней королю». В конце концов Мэннинг и его жена угодили за решетку, но опять-таки по другому поводу: Мэннингу велели убрать тело, но он несколько дней отказывался это сделать, вновь мешая прогулкам короля, да вдобавок вместе с женой произносил в адрес короля некие «стыдные слова», которые хронисты не решились запечатлеть на бумаге. Тут уж, конечно, посадили, но не в родной Ньюгейт, а на тогдашнюю «ментовскую зону» – тюрьму с гораздо более приглядным режимом содержания, где сидели в основном неисправные должники.
Даниэль Дефо в романе «Молль Флендерс», рассказывавшем о тяжелой судьбе проститутки из бедной семьи, устами своей героини описывает Ньюгейт: «И описать невозможно, как жутко мне стало, когда меня сюда ввели, когда моему взору предстали все ужасы этой мрачной обители. Шум, рев, вопли, проклятья, вонь и грязь – все мерзости, какие есть на земле, казалось, соединились тут, чтобы сделать тюрьму воплощением ада, как бы преддверием его». Между прочим, Дефо Ньюгейт описывал не по чьим-то рассказам, а на основании собственного опыта – он сам там однажды сидел за очередной политический памфлет…
Ввиду отсутствия полиции приходилось расправляться с уголовным элементом «своими средствами». Народ попроще, изловив карманника на месте преступления, лупцевал его как следует или долго окунал в ближайший колодец. Надо сказать, что это еще довольно гуманно – пару сотен лет назад городские власти имели право изловленного на месте преступника вешать без суда и следствия на ближайших воротах…