Корона из перьев

Сэв, следуя отцовскому наказу, наконец побежал. Он знал, что огонь распространится на ферму, поглотит все: и дом, и конюшни, и ежевичные кусты – все знакомое и привычное. Он мчался по дороге вслед за селянами… и лишь к ночи, все еще не достигнув убежища и даже не увидев хвоста колонны, понял, что свернул у развилки не там.

Сэв оказался в небольшой деревушке, стоявшей дальше по течению реки и уже захваченной империей. Его приняли за обычного сироту, посадили в повозку вместе с горсткой других детей и отправили в Аура-Нову. Там он быстро усвоил, что анимагам в империи живется очень несладко, и скрыл свою суть. Научился он и другим премудростям: как оставаться незамеченным – для тех же задир в приюте или солдат на улицах, которым было важно пополнить число рабов. Он научился попрошайничать, брать взаймы, воровать. А еще – закрывать глаза на то, что возмутило бы и заставило драться другого, старого Сэва.

Он научился быть трусом.

В каком-то смысле он до сих пор бежал. Последовал наконец-то наказу родителей – бежать и прятаться, чтобы остаться в живых.

В конце концов его схватили, но причиной тому стал не его дар, а голод. Сэва поймали на краже хлеба из тележки пекаря: он увернулся от загребущих лап и врезался в нагруженную повозку купца. Лошади испугались и перевернули ее – прямо на имперского солдата. Оглядываясь назад, Сэв частенько задавался вопросом: сумел бы он спасти его, заставив лошадей успокоиться? Но дело в том, что магию свою он не использовал, и за это поплатился другой человек.

Тем же вечером Сэва осудили за убийство и бросили в тюрьму. Наутро предложили выбирать: искупить грехи пожизненной службой или сдохнуть от непосильного труда. О жутких трудовых лагерях для преступников Сэв слышал, но чтобы вступить в ряды тех, кто убил его же родителей?.. Решение примкнуть к врагам ради выживания далось ему тяжелее прочих.

Хотя он уже не был так в этом уверен. Возможно, Кейд прав: куда хуже был выбор отказаться от себя.

Сэв мотнул головой. Возвращаться поздно. Остается идти вперед. Довольно с него угрызений совести, насмешек и безумных затей Трикс. Хочет – пусть сдаст его командирам, он к тому времени далеко уйдет. Трикс ждала, что сбежит он ночью, это логично, но Сэв не был настроен поступать логично.

Пламя, плясавшее в груди небольшими всполохами, словно соединилось в единый костер. В голове прояснилось.

Прячась под кронами деревьев, Сэв смотрел, как просыпается лагерь, как кормят, поят и заново нагружают лам. Шатры сложили, завтрак съели, и вскоре отряд двинулся дальше.

Кейд несколько раз оборачивался в сторону чащи, где скрылся Сэв. Он шепотом спрашивал – о нем, конечно же, – у Тиллы и Корема, но те в ответ лишь пожимали плечами.

Сэв мрачно усмехнулся. Солдат из него, может, и отвратительный, анимаг – еще хуже, но прятаться он умеет.

Когда Кейд построил животных в колонну, Сэв выскользнул из укрытия. Ламы всегда шли в конце, тогда как солдаты расчищали дорогу. Обычно груз сопровождали охранники, но сейчас рядом с животными никого не было. Даже арьергард еще не занял позицию. Время, когда отряд снимался с места, всегда приносило жуткий разлад: кто-то отстал, потерялся. Слышались окрики.

Идеально.

Не давая себе опомниться, Сэв подкрался к хвосту колонны, взял за поводья ближайшую ламу и осторожно повел ее в сторону. Животное было нагружено мешками зерна и сумками с личными вещами.

Отряд тем временем змеящейся колонной уходил все глубже в чащу, собирая отставших, а Сэв задержался, притворяясь, будто возится с упряжью, и пропуская вперед остальных. Трава тут была густая, кусты и ежевика росли плотно; ветви расступались и смыкались вновь, пропуская конвой. В такой тесноте, когда за ящиками и бочками ничего не видно, когда стоит неумолчный шум, а люди идут толпой, затеряться – проще простого.

Убедившись, что никто его не видит, Сэв шмыгнул, уводя за собой ламу, обратно в заросли папоротника и деревьев.

Кровь до того сильно шумела в ушах, а сердце грохотало так громко, что он не услышал шагов за спиной.

Глава 16 Вероника

Стрела пронзила ее грудь, и мой мир вспыхнул.

Первые несколько дней в Гнезде Азурека прошли как в тумане, однако работать приходилось почти всегда с едой. Еще никогда в жизни Вероника не ела до отвала – получая всякий раз добавку, – а Морра так и вовсе, стоило показаться на кухне, подсовывала сладких пирожков и свежих булочек. Кухарка не выносила вида недокормленного человека, особенно пирейских детишек.

Вероника сама неприятно удивилась, осознав, что за всю жизнь не ела досыта. Она даже пожалела ту девочку, которой когда-то была: голодную, напуганную и одинокую. При мысли, что Вал и сейчас живет впроголодь, Вероника испытала было чувство вины, но не позволила ему окрепнуть. Если бы Вал прислушивалась к Веронике, жила бы сейчас по-новому вместе с сестренкой. А Вероника эту роскошь заслужила и не откажется от нее.