Корона из шипов

Келани уже решила, что она не осмелится вернуться. Не столько из-за нее самой, сколько, возможно, из-за слов, которые та прокричала матери перед уходом, когда К. пожелала остаться в их доме.

В тот миг Кевалайн, единожды убедившись, что женщина по имени Лайла с радушием приютит ее, из страха ли, искреннего самоотречения или верноподданничества, вышла в ванную, чтобы освежиться. Затем лереса случайно услышала голоса дочери и матери под плеск водопроводной воды. Она вовремя закрыла кран, чтобы разобрать требования Лайлы. Если дочь хотела вернуться домой, она должна была следовать ее приказам и уважать лересу. Впервые с начала Арены она в самом деле была довольна.

Но здесь и сейчас перед ней снова стояла безымянная с хмурым, грубым и неподатливым выражением лица, с плотно, почти добела сжатыми губами, а шея вытянулась как веревка, ожидающая быть разрезанной пополам.

Она заметила лересу, сидящую на корточках, и Келани почудилась тень язвительной улыбки в уголках ее губ. К. элегантно поднялась в манере, которая больше подошла бы для какого-то праздничного вечера. Она не прятала торжествующей радости, глядя ей прямо в глаза и зная, что та вернулась, чтобы служить ей, подчиняться.

Чира догадалась о причине ее довольства и была готова запротестовать, но появление в комнате матери заставило ее промолчать. Она выдержала спокойно ее предостерегающий взгляд и не посмела возмутиться.

– Твоему брату нужен кто-то, кто подбросит ему мяч, – объявила Лайла тоном, предназначенным лишь для дочери, без той нежности и смирения, с которыми она обращалась к Кевалайн.

Чира опустила руки по бокам и твердым шагом вошла в помещение, пройдя мимо матери в одну из комнат, выходивших в бедно обставленный внутренний коридор.

– Вам что-нибудь нужно, лереса Кевалайн? – женщина обратилась к ней, ее голос потерял былую властность.

Лицо Келани резко приняло самый безмятежный вид, лишившись потаенного гнева, что лереса припасла для дочери херианки.

– Ты очень добра, Лайла. Нет, спасибо.

Казалось, Келани уловила проблеск беспокойства на лице бедной женщины, прежде чем повернуться и снова занять место у окна, но не долго об этом размышляла. Она услышала, как Лайла ушла на кухню и рылась в ящиках, пока не вернулась обратно в гостиную.

В третий раз херианка звала ее отужинать. Лайла уже приглашала лересу, когда готовила для ребенка, но у Келани от волнения без конца крутило живот. Мысли об Арене не давали ей покоя.

Вниманием Келани опять завладело окно. Взгляд лересы по привычке следил за улицей и облаками. Она всматривалась в темноту в надежде не обнаружить ничего подозрительного. К. едва заметила, как какой-то херианец пробежал торопливо по дороге и свернул за угол.

Время от времени она опиралась то на одну ногу, то на другую, как бы разминая их. Она не привыкла долго стоять, и у нее болели колени. Когда скованность мышц становилась невыносимой, она сгибала их на мгновение, приседая, а потом выпрямляла. К. скучала по массажу с кремами, который делали горничные, и даже по самому бесполезному и уродливому табурету во Дворце Розы, который все равно бы оказался сейчас удобнее стульев безымянных. Она не осмеливалась отлипнуть от окна и пройтись по столовой, чтобы хоть как-то разогнать застоявшуюся кровь, боясь, что в это время другой боец прокрадется в здание. Ни одно из Имен не позволит своим шагам быть услышанными так, как это делали херианцы. Но если Чире удалось проникнуть в здание так, что Келани не увидела ее через окно, что мешает другим сделать то же? Была ли здесь вообще задняя дверь?

Она потерла виски, глубоко вздыхая.

Что она делала? Разве она не должна была хотеть, чтобы ее кто-то нашел?

Но она не желала умирать первой.

Эхо колоколов громогласно зазвучало под свинцовым покровом, как будто не сумело договорить тогда до конца и наверстывало упущенное. Келани прикрыла рот ладонью, подавляя стон. Слезы радости наполнили ее глаза. Наконец у нее появилась возможность закрыть их и дать выплеснуться напряжению, которое сковывало ее грудь многие часы. К. обняла себя за плечи, скрестив руки. Миновал первый день, и она все еще жива.

Лереса услышала скрип двери позади, быстро вытерла слезы, и повернулась, натянув улыбку, но, узнав херианку, перестала притворяться. Мать сопровождала ее с ребенком под руку. Чира выглядела угрюмой, ее мать казалась более расслабленной. Ее шаги были уверенными и оживленными, спина выпрямилась. Мальчик прижимал пару мячей, чуть больше его кулачков, к груди – любое неосторожное движение, и они выпадут из рук.

Лайла усадила ребенка на кресло, ножки мальчишки болтались в нескольких саниметрах от пола. Чира растянулась на соседнем диване. Она едва удостоила лересу быстрым взглядом, полным презрения. Если она предполагала, что способна напугать ее грязным дротиком, что принесла с улицы, то ошибалась.

– Лайла, помогите мне снять доспехи, пожалуйста! – попросила Кевалайн. – И если бы вы могли указать мне на место, где я могу отдохнуть, я была бы очень благодарна.

Хозяйка кивнула.