Я смотрю на нее и проклинаю чертова жеребца за то, что он такой огромный, и я не могу поцеловать ее на прощанье. Ее губы сжимаются в тонкую линию. Я знаю это выражение лица: она отчаянно ищет причину, по которой мы не должны разлучаться. Будь моя воля, я бы не отпускал ее, но теперь я должен подумать о благополучии Бразании. Если Эсмонд нападет на мою деревню и увидит, что я предоставил убежище его врагам – в том числе и вражескому королю! – он не пощадит никого.
Давина напряженно сглатывает.
– Я защищу Бразанию и ее жителей.
Я прошу каждого бога, который приходит мне на ум, чтобы до этого не дошло. Не раньше, чем мы будем готовы к открытому противостоянию. Но если, вопреки всем ожиданиям, это произойдет, я буду знать, что моя деревня и каждый ее житель под надежной защитой.
– Благодарю, моя королева, – шепчу я, прежде чем еще раз поцеловать ее ладонь.
Мне нужно заставить себя отпустить ее и сделать шаг назад. Разлука с ней – будь то на несколько часов или день, если мы задержимся, – причиняет мне почти физическую боль.
Я мечтаю поменяться с Фульком. Хочу прыгнуть в седло позади нее и прижаться к ней. Но не могу поручить сопровождать Проклятую королеву Фульку. Я доверяю мальчишке – иначе не отправил его с Давиной, – но если магия ее бабушки… неуправляема, мне придется сделать выбор, который Фульк сделать не сможет.
Я с тяжелым сердцем наблюдаю, как они выезжают со двора на Гембранте, и через какое-то время сливаются со снегом Фриски.
– Я постараюсь не быть вам в тягость, – говорит Проклятая королева, когда я усаживаюсь на Элору.
– Вы не в тягость, – отвечаю я больше из вежливости, чем искренне.
Она щелкает языком, и ее кобыла начинает неторопливо двигаться.
Я бы с удовольствием натянул поводья, но вынужден подстроиться под темп лошади королевы.
– Тебе не нужно говорить со мной так формально. – Взгляд Проклятой королевы направлен вперед, будто она может достичь нашей цели одной силой воли. – Ты возлюбленный моей внучки. И ее ритари к тому же. Она королева Фриски, а меня лишили всех титулов. Так что нет причин говорить со мной так, словно я все еще правительница.
Секунду поколебавшись, я спрашиваю:
– Твое имя тоже Давина, не так ли?
Она кивает.
– Давина Адела фон Фриски. По крайней мере, таким раньше было мое полное имя. Я, наверное, никогда не узнаю, почему мой сын дал своей дочери в качестве второго имени мое. В конце концов, он сделал все необходимое, чтобы стереть меня из памяти людей Фриски. Но свою дочь он назвал Эйра Давина.
– Может быть, в нем еще оставалась крупица любви и уважения к своей матери.
Она качает головой.
– Я так не думаю. Причина не имеет значения. Их дочь никогда не была такой, какой ее хотели видеть родители, поэтому они сделали все, чтобы королева забеременела снова. Много лет прошло, прежде чем это наконец получилось. Годы, в течение которых Эйру воспитывали как будущую королеву за неимением другого наследника.
Когда я смотрю на нее, на ее губах играет задумчивая улыбка.
– Когда она была моложе, Эйра иногда приходила меня навещать, – говорит Проклятая королева, глядя вдаль. – Она не боялась холода в моей темнице или грохота цепей. Она была лучом света в те темные времена. Искренняя, радостная девочка, которая одним своим присутствием могла отогнать мои мрачные мысли.
Я чувствую, как уголки моих губ дергаются в улыбке. Ее рассказ вызывает передо мной образ маленькой Давины, которая бесстрашно разговаривает о повседневных вещах со своей заточенной в темницу бабушкой, о которой забыл весь мир. Девочка со светящимися голубыми глазами, для которой каждый день готовил новые приключения.
– В какой-то момент она перестала приходить. – Взгляд Проклятой королевы омрачается, а улыбка гаснет. – Я не знаю, запретили ли ей навещать меня родители или ее слишком занимало обучение будущей королевы. В любом случае, мне ее не хватало. Мне не хватало ее смеха, болтовни, бесстрашия. Когда она снова пришла ко мне, это был совершенно другой человек. Спокойный, замкнутый и боящийся сказать что-то лишнее.
Я киваю.
– Теперь понимаю, что ты имеешь в виду. Мое обучение оруженосца сделало со мной то же самое. Должно быть, оно проходило очень плохо, потому что моя мать прожужжала отцу все уши, чтобы завершить мое обучение. Она больше меня не узнавала.
– Твоя мать умная женщина.
– Была, – поправляю я. – Она мертва, так же, как и остальная моя семья.
– Мне жаль.
Я напрягаюсь, как и всякий раз, когда мне приходится говорить о моих умерших родителях и сестрах, а воспоминания угрожают поглотить меня.
– Я бы с удовольствием познакомил с ними Давину, – говорю я. – В моей семье ей были бы рады, как родной.
– Если бы Эйра не прогнала своих родителей, это сделала я, – произносит Проклятая королева. – Она была к ним слишком добра. На мое милосердие им не стоило бы надеяться.
– Я бы, наверное, тебе помог, – бросаю я. – Хоть это и причинило бы боль моей королеве. У нее большое сердце.