Корона клинков

— Нас устроит крыша над головой на пару дней, — сказал Осокорь, — и ещё понадобится кое-что из старой одежды. Придётся выйти в город в маскарадном виде и посетить одного знакомца.

Гном поскрёб бороду и довольно произнёс:

— Это и всего-то? Конечно, и одёжу подберём, только вот вам, господин хороший, сложновато переодеться будет. Внешность уж больно приметная, и рост высокий.

— Я в город не пойду, — ответил Брэк, — Осокорь Дурынду с собой возьмёт.

— Это другое дело. Молодого человека нарядим в лучшем виде.

— Ему-то как раз переодевание не потребуется, — улыбнулся легат.

— Интересно, — Бур прищурил круглые карие глаза под набрякшими веками, — да ты, парень, никак фавн?

— А если и фавн, то что? — заносчиво произнёс Торки, — вам-то что за дело? — он побаивался реакции окружающих и терпеть не мог, когда его разоблачали.

— Везёт тебе, парень, — со сладким вздохом заметил Бур, — счастливчик, можно сказать. Я вот в былые времена знавал одного фавна. Знатный домушник был, ас из асов. Мог озолотеть, жить не хуже патриция.

— И что? — Торки заинтересовала судьба талантливого по части воровства собрата.

— Шибко жаден оказался, стал крысятничать, то бишь, утаивал заработанное. Пришлось зарезать. И нечего смотреть на меня такими глазами, юноша, — это уже относилось к Аэцию, — у нас в преступном мире дисциплина не хуже чем в армии должна быть. Пришлось, хоть и жаль парня было до слёз. Талант погубил. Так что, коли тебя, Дурында, хозяин твой прогонит, приходи. Ремеслу лично обучу, по высшему разряду.

— Нет, — одновременно воскликнули Осокорь и Ясень, опередив фавна.

— Если его услуги станут господину без надобности, я его в своё ведомство пристрою, — заявил Осокорь, — так что вы, господин Пасечник, нашего парня воровской романтикой не соблазняйте. Иначе власти могут ведь перестать закрывать глаза на вашу деятельность в Рие.

— Я тоже в долгу не останусь, — пообещал Брэк.

— Ладно, ладно, — поднял руки Бур Пасечник, — я ж просто предложил, так сказать, для поддержания разговора. — И чтобы окончательно свернуть опасную тему, предложил: — пойдёмте, господин легат, подберём вам что-нибудь подходящее случаю.

Как только они скрылись за дверью, Аэций нахмурился и тихо сказал:

— Получается, этот Бур — преступник, и не рядовой, но при всём этом он кажется мне хорошим человеком. Как такое может быть?

— Бывает, — проговорил Ясень, — поверь, мне доводилось встречать людей, которые не брали чужого и не поднимали руку на ближнего своего, но при этом оказывались мерзавцами и подлецами. А бывало, что воры и убийцы проявляли благородство и самоотверженность.

Разговор прервало появление самого объекта недавнего обсуждения.

— Оцените наши старания, — предложил Бур, пропуская вперёд Осокоря.

Надо сказать, им было чем гордиться. Даже родная мать с одного взгляда не признала бы в вошедшем легата Первого Безымянного легиона. В комнату, подволакивая ногу, вошёл пожилой матрос. Вся его внешность, от неряшливых седоватых волос, схваченных косынкой, до растоптанных башмаков имела налёт той особой безрадостной бедности, в которую впадают через пьянство. Сходство усиливали багровый нос и побитая маленькая шарманка, болтавшаяся на плече.

Ясень только руками развёл.

— Здорово! — воскликнул Торки, — нищие — это мой конёк. Сейчас я сооружу такого попрошайку под пару матросу, вы закачаетесь.

— Э, нет, — возразил Осокорь, — здесь второй нищий не подойдёт.

— Что верно, то верно, — поддакнул со знанием дела Бур, — попрошайки, даже дети, парами не ходят, больно подозрительно. Тут необходимо что-то особенное придумать.

— Ослом не буду ни за что! — категорично заявил фавн, — если только собакой.

— Собака твоего размера вызовет в Рие куда больше переполоха, чем двое нищих матросов, — отклонил предложение Брэк, — а что если попробовать обезьяну? Шарманщик с обезьяной — вполне обычное дело.

Торки насуплено зыркнул на хозяина. Обезьяна казалась ему даже унизительней осла.

— Помнишь в минувшем году мы видели такую в труппе бродячих циркачей? — голос Брэка был как всегда спокоен, и Торки сразу вспомнил огромную лохматую образину с выразительными клыками.

— Ага, вы ещё тогда сказали, что такие обезьяны живут в Кумее. Ну, что с вами делать? Пойду перекинусь.

Он встал, почему то размял пальцы и со словами: «я быстро» скрылся за дверью.

— Давненько я не видал фокусов фавна, — пробормотал гном.

Перевоплощение Торки как всегда было на высоте. Перед восхищёнными зрителями стояла здоровенная лохматая обезьяна с унылым коричневым лицом. Клочковатая рыжая шерсть её оказалась отчаянно грязна, а кое-где свалялась омерзительными колтунами. На голове обезьяны криво сидела видавшая виды матросская шапочка. Ещё одной деталью туалета были ветхие парусиновые штаны, с волочащимися по земле штанинами.

— То, что надо, — похвалил Осокорь.

В ответ обезьяна сначала издала печальный утробный вой, а затем довольным голосом Торки сказала:

— Мне бы для полноты картины курительную трубку, да побольше.

Трубка в доме Бура Пасечника, естественно, нашлась, и в сумерках матрос в обезьяной отправились в город.