Корона льда и лепестков

Я даже не заметила, как Цинт уходила.

– Ешь, – приказала она. – Глаза для этого не нужны. Я буду показывать тебе книги, а ты мне говорить, оно или нет, ладно?

У меня такая понимающая подруга, что я чуть не расплакалась.

Кивнув, я принялась есть. Цинт снова приготовила щекотки, но явно добавила в тесто эльфийскую пыльцу. Она успокоила боль в горле, которую я до этого даже не замечала, и во рту стало тепло.

Цинт подняла книгу. Я мотнула головой.

Следующую.

И еще одну.

Я закончила с едой и, взяв протянутую кружку, крепко сжала ее обеими руками. Ладони пронизало теплом.

Так захотелось спать.

Еда, конечно, в перспективе дело хорошее, но прямо сейчас она усугубляла мое оцепенение.

– Это вообще книга? – фыркнула Цинт. – Больше похоже на чей-то художественный проект.

Подруга держала тонкую книгу размером и толщиной с половичок. Хотя «тонкая» – это еще мягко сказано. Едва ли больше двадцати страниц, и никакого названия. Цинт мельком показала мне ее и тут же запустила через плечо. Я проследила за ее полетом к дверям и уловила легчайшее мерцание золота внутри.

Рисунок?

– Она… может пригодиться, – пробормотала я невнятно.

Отставив кружку, я поползла за жалким подобием книги. Ее страницы были сшиты вручную, даже обложки толком не было. Но мы же искали что-то из ряда вон, правда? Именно такое и могло оказаться полезным.

Толстый пергамент был перехвачен темно-синими и зелеными нитками. Честно говоря, походило больше на чей-то дневник, чем на книгу. Я с трудом сглотнула от вдруг накатившего странного ощущения. Предвкушения чего-то знакомого.

Предвкушения тепла.

Мелькнула шальная мысль, что дневник принадлежал кому-то из моих родителей, но я быстро ее отбросила. Он принадлежал бедняку, не рожденному среди серебра и золота. Руки, собравшие эти листы воедино, были намного крупнее, чем у обычного фейри.

Я перевернула книжицу. На обратной стороне остался смазанный отпечаток пальца, будто случайный. Я приложила к нему свой большой палец, и у меня получилось закрыть даже меньше половины.

– Он принадлежал Рубезалю, – прошептала я.

Цинт подобралась ближе.

– Уверена?

Я показала отпечаток.

– Его сделал Руби. Это же дневник, просто гигантского размера. В нем может найтись хоть что-то.

По крайней мере, я надеялась – как никогда в жизни. До сих пор мы не обнаружили ничего полезного и перелопатили всего лишь крошечную часть библиотеки.

Может быть, только может быть, дневник приоткроет нам тайну арфы или гиганта, который ею владеет.

И все же я поймала себя на том, что колеблюсь, причем вовсе не из-за усталости.

Я боялась.

На каждом шагу я сталкивалась с чем-то более страшным. Что, если так будет и сейчас? Что, если дневник лишь покажет, что способа победить Рубезаля нет?

Или…

– А если прочитанное заставит меня ему сочувствовать? – спросила я вслух, хотя после того, что он сделал с Ланом, все внутри меня противилось этой мысли.

– Не заставит, – твердо произнесла Цинт. – Ты же знаешь.

Несмотря ни на что, я не была так уверена. У нас с Рубезалем оставалось много общего. Он стал изгоем для своей семьи и женщины, которую любил. Его бросили в Треугольнике, и никого не было рядом, чтобы ему помочь.

– Какое-то время мы шли общим путем, Цинт. Я его понимаю и не могу это отрицать.

Цинт погладила меня по спине, поддерживая, ободряя.

– Если захочешь сжалиться, когда он будет на коленях, то пожалуйста, твое право. Но сперва мы должны поставить его на колени, Алли. Ради всех фейри. Ради Фаолана.

Подруга права. Не нужно беспокоиться, пока я не прочитаю все, что содержится на страницах дневника. К тому же одна только мысль о Рубезале, стоящем на коленях, наполняла меня мрачным удовлетворением. И все же…

Этот шаг казался мне особенным. И мне нужно его пережить наедине с собой.

– Я… дашь кружку?

Цинт протянула ее мне.

– Хочешь повидать Лана?

Я кивнула и, покинув библиотеку, принялась пробираться мимо груд просмотренных и забракованных книг по коридору в комнату, где на кровати под кучей одеял лежал Лан. Над его левым плечом торчал наконечник огненного копья. Оно было по-прежнему привязано к Лану и, словно камин, испускало волны жара.

Я села на край постели, поставила кружку на тумбочку.

– Я не могу… нет, слово не то. Я не хочу делать это без тебя, Лан. Я сражаюсь за тебя здесь, но ты, где бы ты ни был, должен сражаться, чтобы остаться со мной.

Положив дневник на кровать, я открыла первую страницу. Буквы оказались аккуратными, ровными и так непохожими на почерк, который я ожидала увидеть.

Я начала читать Лану вслух.

Сегодня видел свою красавицу.

Она одарила меня редкой улыбкой, и, если я однажды и думал, что моя душа от нее освободится, эта улыбка стерла всякую надежду.