Корона, огонь и медные крылья

Раадрашь и Шуарле обняли меня с двух сторон и потянули к выходу. К моим покоям. Я покорилась. Кричать и выть лучше в своей комнате, где всё-таки меньше посторонних глаз и ушей.

Господи, думала я, сохрани его! Нут, услышь и ты, он любит тебя! Все, все, все в этом дворце надеются, что его убьют. Самое лучшее, что может случиться, – если он будет убит, но границы защищены. Умри за Ашури, за землю свою, за Сияющего, за своих братьев – даже за свою жену с ребёнком, если хочешь. Только умри.

О тебе потом споют песни. Принц Лаа-Гра первый будет их петь: живым песни о мёртвых не помешают.

Эдуард смотрел на меня круглыми весёлыми глазами. Я взяла его у Сейад, чтобы поцеловать; Сейад похлопала меня по щеке:

– Ну, не терзай себя, глупая ты! Мужчины всегда воюют, женщины всегда ждут, э-э-э, так уж от веку ведётся. А ты о другом мужчине думай, о том, кого кормишь молоком! Разве тебе можно резать себя мыслями, охламонка ты! Хей-я, забудь о тревоге, о молоке думай, о мальчике думай.

Я привалилась к Сейад плечом. Раадрашь и Шуарле сели рядом; Раадрашь гладила мои волосы, Шуарле взял мою руку, целовал, прижимал к лицу…

– Ты должен мне всё рассказать, – сказала я Шуарле. Тот отрицательно мотнул головой. – Нет, расскажи, – попросила я, зная, что он не сможет упорствовать долго. – Я не стану плакать, не бойся.

– Ладно, – кивнул Шуарле и тут же получил подзатыльник от Раадрашь. – Ну вот, меня же убьёт старшая госпожа! – воскликнул он, как в наших счастливых горах, попытавшись улыбнуться, и я улыбнулась в ответ:

– Раадрашь, не умножай насилия!

– Болтун! – фыркнула Раадрашь, вильнув хвостом. – Ничего интересного не было!

– Ты не видела, – возразила я.

Она смирилась.

– Ладно. Пусть болтает. Но ты обещала не плакать.

Шуарле сел, поджав ноги, сгорбившись, как в давние времена, обхватил руками колени и начал с неохотой:

– Он сразу ушёл разговаривать с воинами и с Керимом. Как только проснулся. А я путался у него под ногами. Когда он на меня посмотрел, я сразу сел в уголок, чтобы не выгнали, и слушал, как Керим рассказывает про то, что увидел моими глазами.

– Ты вправду видел Антония? – сорвалось у меня с языка. – Ну, в этом… в своём видении?

Шуарле отвернулся.

– Видел, ага, – пробормотал он в сторону. – Красивый. И по-моему, совершенно бессердечный. Позволь мне про него не рассказывать, Лиалешь?

– Оставь, Бог с ним! – сказала я поспешно. – А дальше?

– Керим вообще сказал, что дело не в этом принце с севера, – продолжал Шуарле. – Дело в чём-то хуже. Только я не понял, что он имел в виду. Птицы закричали, что надо на всё поглядеть на месте, и шаман не спорил. Они так и порешили: лететь, смотреть, а посмотрев, что-нибудь придумать. Ну… потом проснулся Фиал Правосудия. Государь стар, плохо спит, встаёт рано… И его посыльный пришёл почти сразу же. За… за… – вздохнул и закончил, – за нашим принцем.

– Ты же не сопровождал его на совет? – спросила я, и Шуарле вымученно улыбнулся.

– Нет. Я подслушивал. Всё равно на меня никто не обращал внимания: все толпились в приёмной государя и вопили кто во что горазд. Я спокойно стоял за дверью и слушал.

– Лихо! – сказала Раадрашь и хлопнула Шуарле по спине. – И что? Этого даже я не знаю.

Шуарле снова вздохнул.

– Принц Лаа-Гра сказал речь. Если опустить все оскорбления, то смысл – Лиалешь разгневала богов, особенно Нут. Тхарайя её к себе приблизил – и тут же свалились тридцать три несчастья. Принцы поддакивали, а Возлюбленный Советник заявил, что ребёнок у человека и полукровки – немыслимое дело, в котором без колдовства не обошлось. Они все даже Сияющему не давали вставить слово.

– И государь молчал! – Раадрашь воздела руки. – Здесь всегда так: если говоришь правду – тебя перебьют, если лжёшь – дадут долгать до конца!

– Погоди, госпожа, – сказал Шуарле. – В конце концов, Фиал Правосудия прикрикнул на них и спросил Тхарайя, что он может сказать в своё оправдание. А Тхарайя очень просто сказал, что ты, Лиалешь, не проклятие, а благословение Нут, что теперь у Сияющего появился внук, от которого будут правнуки. Чистая правда, все знают, что в третьем поколении бездетность полукровок сходит на нет, если уж случилось третье поколение. Никто не посмел возразить. А там, на побережье – он так сказал: ну – война, вторжение. Это уже бывало много раз и будет до скончания времён. И под конец сказал, что его птицы наведут на побережье порядок за несколько дней. Он говорил очень спокойно. Даже, кажется, с улыбкой…

– И что сказал государь? – спросила я.

Шуарле пожал плечами:

– Ничего особенного. То есть согласился. Вяло согласился, да, мол, да, но в глубине души всё равно тревожно. Лаа-Гра тут же сказал, что Тхарайя, конечно, должен лететь немедленно, – недаром же его зовут Убийцей Войны – и все принялись поддакивать. Я бы послушал ещё, но в коридор пришли солдаты Лаа-Гра, и один у меня спросил, что это я тут делаю, когда мне место на женской стороне. Мне пришлось отругаться и уйти. Вот и всё. Но я слышал, как Тхарайя выходил из приёмной Сияющего, так что немного потерял.