Корона скифа (сборник)

– Слушаюсь, товарищ, комиссар! – поспешил согласиться хмурый и серьезный следователь.

– Ну, вот! Как говорится, дело в шляпе! – улыбнулся Коле Криворученко. – Тебе повезло. Я недавно назначен комиссаром по борьбе с контрреволюцией. Так что могу освободить тебя своей властью. Идем!

Они стали спускаться по лестнице куда-то вниз. Криворученко шел легко, весело, в конце концов сел на перила и покатился вниз. Дождался Колю. Поправляя портупею, кобуру, спросил:

– А ты – чего же? Не хочешь вспоминать детство? Серьезный такой?

– У нас в приюте перил не было, – хмуро отвечал Коля.

– Ладно, не хмурься. Тебе повезло, что я тут оказался. Зловредный старикан твой Потанин, за восемьдесят, а туда же – во власть полез. Ну, заслуженный, не спорю. Путешественник, писатель, то, се. Но его самого, что говорится, подвели под монастырь покакать. Знают, что его даже посадить нельзя, еле живой. Президент, ядрена вошь! Мы его держим под домашним арестом. Пусть посидит, подумает.

А буржуям вроде Гадалова и твоего Второва, конечно, выгодно Сибирь отделить. Для них тут – золотое дно. Черпай-успевай. А того в расчет не берут, что вся Россия эту самую Сибирь обживала. Короче: тебе с ними не по пути. Ты с нами шагай. Добьем буржуев и пойдем с тобой вместе учиться. А пока я тебя устрою, ну, хотя бы тем же писарем в одну из наших контор. И паек, и звание дадут.

Они спустились в сводчатый подвал без окошек, пошли мрачным коридором и прошли в длинную комнату, где сидели и стояли люди, прикованные к стене толстенными ржавыми цепями, оставшимися еще с царских времен. Среди закованных узников Коля узнал и Смирнова, и Голованова, и других богатейших людей Томска. Как раз в это время надевали на руки и на ноги тяжелые оковы Иннокентию Ивановичу Гадалову. При этом он обратился к Смирнову:

– Ну что? Дождались свободы?

– Бог терпел и нам велел! – отвечал Иван Васильевич.

– Ничего, потерпим! – отвечал Гадалов. – и тебе, и мне жирок сбросить не мешает. Да и подвал вполне приличный при царе строили. Добротно. И цепи ладные, и звенят красиво.

– Ну ты! Шутник! Погоди, через неделю-другую по-иному запоешь! – сказал тюремщик.

– Меня зовут Иннокентий Иванович, а твое как имечко будет? – спросил его Гадалов.

– Обойдешься без имечка.

– Обойдусь! – согласился Гадалов. – Я тебя и так запомню.

– Ладно! Идем! – сказал Коле Криворученко, и они вновь вышли в подземный коридор.

– Нехорошо как-то с ними обошлись, такие солидные люди! – сказал Коля.

– Ты – что? Богатеев пожалел? А они нас жалели? Эти изверги рады задушить революцию, не дают новой власти ни товара, ни денег. Все попрятали. Но мы их… но я их!.. – У Криворученко задергалась щека. Он сунул руку в планшет, вытащил оттуда газету «Знамя Революции», подал Коле:

– На! Прочитай про то, кому ты служил! Вот здесь, во втором столбце…

Коля стал читать:

«Жалкий призрак буржуазной власти. Час падения буржуазной думы есть час торжества революционных народов Сибири. Задушить революцию не удастся. Богатые должны отдать сбережения на благо народа…»

– Ну, я не знаю, – сказал Коля, – Григорий Николаевич иначе говорил. Опять же богатеи… Тот же Смирнов в думе состоял, жертвовал деньги на сирот… А Гадалов из своих служащих оркестр создал, и они играли в городском саду. Я тоже там танцевал. Выходит, Гадалов для всех постарался.

– Чудак! – усмехнулся Криворученко, – оркестр! Он этим оркестром тебе глаза отвел. Ты Маркса не читал. Не знаешь, что такое прибавочная стоимость. Представь, что Смирнов в молодости попал на необитаемый остров. И вот стал бы он себе там строить дом. Прожил бы он при этом, ну, скажем, до ста лет. И всю жизнь бы строил. Смог бы он себе при этом возвести такой дворец, в каком он нынче живет? А ведь кроме этого дворца за рекой у него еще один дворец, который он дачей именует. А еще он имеет магазины, катера, конюшни и много чего. Разве мог бы он все это заработать своими руками? Нашими руками, твоими, моими и руками прочих простых людей нажили они свои богатства и жируют, и Гадалов, и Смирнов, и все прочие. Несознательный ты еще, Коля! Я тебе потом дам Маркса почитать, а что не поймешь, спросишь, объясню…

– Вы бы старика Фаддея Герасимовича выпустили, это мой приютский воспитатель, он инвалид японской войны. Он ко мне в Совет за помощью пришел, корову у него свели. Ну, его вместе со мной и забрали.

– Ладно! Я пошлю нарочного с приказом. Пошли!

Криворученко отпер ключом в стене маленькую дверцу, и потянул за собой Колю. За дверью обнаружился другой коридор, низкий, в рост человека, и узкий. Алексей Криворученко запер за собой дверь и сказал:

– Этим коридором я тебя выведу из дома заточения в Дом Свободы, то есть в бывший губернаторский дом. Губернатор мог проникать по специальным подземным ходам и в следственный замок, и в Троицкий собор. Когда он появлялся в Троицком соборе в морозный день без пальто, прихожане удивлялись. Откуда он взялся? Никто не видел, чтобы он входил в соборную дверь.