Но что-то не нашла понимания в их взглядах. Наоборот — там было недоумение и легкое сомнение в ее рассудке. И Ника допустила главную ошибку — она замешкалась, упустив инициативу.
— Нам сказали, у вас с Максимом вышло некоторое недопонимание? — скучным тоном уточнили справа.
— Уже нет! — голосом оптимиста отрапортовала Ника.
— Ну как же… вы ведь испытываете к нему чистую и незамутненную ненависть?
— Это, возможно, преувеличено, — подавила Ника очередную волну страха. — Но у меня есть к этому все основания. Я вправе ненавидеть.
В конце концов, у нее есть гордость!
— Перечислите эти основания, будьте добры, — вежливо и словно даже подбадривая, попросили ее справа.
— Он лишил меня таланта. Он почти ввел в разорение наш род. Из-за него меня держали в тюрьме. Выкинули с практики. Из университета. Заблокировали счета… — уже скрипела зубами Ника, вспомнив события этой черной недели. — А я спасла этому гаду жизнь. За что?!
— Ника, вы не будете против, если мы разделим вашу жизнь на «до и после» вашей с ним встречи в Москве? — деликатно поинтересовались слева. — Очень вас просим. Это нужно всем нам, чтобы понять степень вины Максима. Мы же родственники, мы же должны на него как-то повлиять… — просительно завершили юным голосом.
Словно и вправду желая вернуть брату разум и честь.
— Давайте попробуем, — коротко кивнула Ника.
— Итак, вы спасли ему жизнь. А он сделал так, что с вашей семьей перестали вести дела, верно?
— Нас полностью игнорировали. Словно экономическая блокада, словно мы прокаженные! Вы не понимаете, каково это!
— Ника, — со скрытой яростью и предупреждением произнесли справа, — мы пережили уничтожение нашего города и родного дома. Давайте не будем обсуждать, что мы можем понять, а что — нет?
— Приношу извинения, — прикрыла Ника глаза, немного растерянно пытаясь представить, когда и кто мог тронуть это семейство.
— Вы забыли добавить, что вас стали считать вассальными кому-то определенному?
— Мы — свободный род! — гордо подняла Еремеева подбородок. — Это невероятное оскорбление.
— И этому человеку вы спасли жизнь… — закачали головой сестренки.
— К сожалению, это так, — выдохнула девушка.
— Вы жалеете сейчас об этом поступке? — внимательно смотрели на нее две пары глаз.
— Н-нет, — все же призналась Ника. — Просто мне обидно, понимаете? Я же не желала ему ничего плохого! Почему?!
— Не пробовали его спросить — почему?
— Кого? Тринадцатилетнего мальчишку?
— Вам же не мешает это обвинить его во всех бедах… — логично попеняли ей.
— Мы думали… — облизала Ника губы, — отец думал, что за ним кто-то есть. Он не хотел ни с кем это обсуждать. Отец сказал, что время вновь продемонстрирует нашу независимость и состоятельность как свободного рода. И все вернется, став как было.
— Но вы приходили к нам сами, по своей инициативе.
— Да… — ответила Ника, не заметив странной осведомленности сестер.
— Увидели с другой — потеряли талант. Мы сочувствуем вашему несчастью. Но давайте скажем честно: в этой любви и в ее падении не было вины Максима?
— Но почему он так себя повел?.. — тихо прошептала девушка, понурив голову. — За что наказал наш род?..
— Ника, а вы хорошо помните события турнира? — спросила Тоня.
Кажется, справа все-таки была она.
— Да… Это было давно, но… да. Такое не забывается.
— Вы выступали в первый день?
— Верно. Нас поставили на четвертый, но потом я смогла договориться с Долгоруким Игорем… — начала было Ника, однако вынуждена была признать иной вариант, в который поверила пять лет назад, но отказалась помнить после всех бед, ею пережитых. — Говорят, Максим попросил переставить нас на первый день.
— Как мне по секрету сказал один источник… — зашептала Катя. — Но это никому не надо говорить! Потому что приличные девочки не должны об этом знать!
— А?.. — Непонимающе повернулась к ней Ника.
— Всех, кто не выступал в первый день, быстренько прогоняли через судейскую коллегию, — смотрели на нее слишком взрослым взглядом. — Никакого зала, никаких высокородных свидетелей. Как вы думаете, если кому-нибудь из чужих великих князей понравилась бы девочка-Целитель из свободного рода, что было бы с ней дальше?
Ника поежилась от этого колючего взгляда. Ответ у нее был, и ответ ей не нравился.
— Я благодарна Максиму, — холодно ответила Еремеева. — Однако прошу не строить домыслов относительно того, что могло произойти, но не произошло.
— Хорошо, — покладисто ответили ей, — тогда давайте перейдем к трагедии на финише. Вы, разумеется, знаете, на чьем вертолете прибыли преступники, которые взорвали плотину?
— На нашем, — ворохнулся холодный ком в животе у Ники. — Но расследование показало, что мы тут ни при чем. Наших людей из спасательной команды подло отравили и захватили вертолет.
— Моя милая девочка… — тихо вздохнула Катя, выговаривая как старшеклассница первоклашке, — столько разозленных князей… убитые наследники… В таких делах всегда и все
— Нас оправдали! — жестко стояла на своем Ника.